Под козырьком вдруг вспыхнула лампочка, и дом как будтопригнулся испуганно, стал не таким уж высоким и узким – призрак в крылатке ишляпе, вступив в отсвет парадного, оказался обыкновенным стариком. Сейчас настарческих ногах он доберется до темноты и опять превратится в призрак –легкий, неуловимый, стремительный.

Вечный.

– Лиза?

– Это старый дом, да? – Закинув голову, она все смотрела,просто оторваться не могла.

– Да. Заходи.

– Ты что, не перестраивал его?

Там, внутри, он перестал шуршать и ронять какие-то вещи –удивился:

– Нет, а зачем?

– А сколько ему лет?

– Дому? – переспросил он. – Больше шестидесяти, наверное.Строили еще до войны, это точно. Заходи.

Она поднялась по крашеным ступеням, чуть не упала,схватилась за шаткие перильца.

– Осторожней, здесь скользко!

– Вот спасибо тебе, – пробормотала она, – вовремя предупредил!

Внутри было тепло и тесно, пахло березовым дымом, старымистенами и еще чем-то – Лиза не смогла сразу разобрать.

– Можешь не разуваться. Но Лиза уже скинула унты.

Дверь отворялась в узкий коридор, по одной стене сплошьуставленный книжными полками. Две открытые двери, сумрачные лица каких-токартин, вытертый коврик. Луна, проникая сквозь двери комнат, скакала попыльному стеклу полок, свивалась в мутные кольца.

– Нам налево.

Налево оказалась кухня – опять книги, господи, на кухне! –раковина, заваленная грязной посудой, угловой диван, два окна с разномастнымишторками, допотопная плита и стол, на котором плотно стояли пепельницы икружки. Пепельниц было пять, а кружек одиннадцать. Лиза посчитала.

– Садись, – неловко сказал Белоключевский. Должно быть, егобыт выглядит исключительно убого. Должно быть, тонким натурам вынести подобноесложно. Нужно было хоть посуду помыть, что ли!

Но он не планировал никаких дамских визитов, а ему самому итак все подходило. Два часа назад… нет, полчаса назад никто не знал, что в нихбудут стрелять на тихой улице в двух шагах от собственного дома! Полчаса назадон даже предположить не мог, что приведет соседку к себе.

– Ты живешь… не один?

Он удивился. Вот какого угодно вопроса ждал, но только нетакого. И голос напряженный, словно он застал ее врасплох и заставил выдатькакую-то тайну.

– А… что такое?

– Да нет, ничего.

– Я живу один, – признался Белоключевский, чиркнул спичкой,и синее пламя заплясало по кругу. Он воздвиг на пламя кастрюлю.

– Что ты смотришь?

– Мы будем суп есть?

– Нет, какой суп? У меня нет никакого… Ну да. Кастрюля! Тамвода. Я думал… кофе сварить. Зря ты сняла ботинки. Холодно и… грязно.

Лиза посмотрела на свои ноги в беленьких шерстяных носочках.

Носочки ей подарила Дунька на прошлое Рождество. Они былиукрашены кисточками и вышиты медвежьими мордами и красными рождественскимибантами. Лиза подумала, что надо бы немедленно позвонить Дуньке, и тут же обэтом позабыла.

– У тебя камин?

Ему теперь казалось, что она все время на что-то намекает.Например, на то, что его дом плох. Его обожаемый, драгоценный, единственныйдом. У него теперь только этот. И никакого другого.

– Нет здесь камина. Лиза потянула носом.

– А чем пахнет так хорошо?.. Белоключевский воодушевился.

– Печкой. У меня есть печка, а камина нет.

Он стал собирать со стола грязные кружки и пихать их враковину. Пихать было решительно некуда, и, подумав, он составил их наподоконник – очень удобно.

– Зачем тебе так много?..

– Чего?

– Чашек.

– Мне лень их мыть.

– Логично, – согласилась Лиза.

– Если ты сядешь, мне будет гораздо удобней. Места мало.

Лиза приткнулась за неудобный низкий стол. Скатерказадралась, колени Лизы упирались в столешницу. Она подвигала ногами, чтобыстало удобней.

– А почему кофе в кастрюльке?

– У меня нет кофейника.

– Логично, – повторила Лиза. – Выходит, ты все-таки бомж?

– Выходит, так, – легко согласился он. Насчет бомжа она быласовершенно права и даже не догадывалась об этом. – Ты… выпьешь чего-нибудь?

– Чего?

– У меня только виски, – сказал он и водрузил на столшикарную бутылку, никак не вязавшуюся с… обстановкой, как платье от Диора,висящее за верстаком в магазине подержанных автомобилей. – Выбора нет, на самомделе. Или ты пьешь исключительно вино из долины Луары?

– Вино я вообще не пью, – ответила она с досадой. Ей былохолодно, так холодно, что зуб не попадал на зуб. – Давай. Наливай скорее.

Он посмотрел на нее с веселым изумлением, и напряжение какбудто отпустило.

Все в порядке. Они живы. А остальное уладится.

Не было дня за последний год, чтобы он не повторял себе этослово – уладится! Все уладится. Все будет хорошо.

Он взял с проволочной мойки глубокую тарелку с незабудками,живописно раскиданными по краям, и куда-то ушел.

Лиза посмотрела ему вслед, пожала плечами, отвинтила крышкус бутылки и стала искать, во что бы налить. Стаканов в буфете оказалось как раздва – один зеленого стекла, а другой странной формы.

– Это подсвечник, – объяснил вернувшийся Белоключевский. –Бывший. Из него могу пить я.

– Очень благородно. А это что?

В руке у него была все та же тарелка с незабудками, а втарелке толстая сосулька, сломанная пополам.

– Это лед, – буркнул Белоключевский. – Другого нет.

– Сойдет, – решила Лиза. – Никогда не пила виски ссосулькой.

Он отломил от тонкой части два неровных куска и бросил встакан и в бывший подсвечник. И налил виски, много, почти по самый край.

Она не стала ничего говорить – куда столько, разве можно,зачем? – взяла свой стакан и быстро глотнула. Потом еще раз. Потом еще.

Белоключевский смотрел.

Она допила, перевела дух и только теперь удивилась:

– А ты?

Он выпил залпом, подошел к плите и зачем-то уставился насвою кастрюлю. Даже крышку поднял.