Тень странно согнулась, и опять раздался жуткий звук, откоторого кожу на голове стянуло к затылку!..

В следующую секунду, на следующем вдохе, она вдруг поняла,что это сосед чистит ее дорожку. Чистит и шаркает лопатой. Чистит и ходит подсоснами, под желтым электрическим светом.

Она рванула свои драгоценные жалюзи и почти прижалась носомк холодному стеклу. Стекло моментально запотело, и она с досадой протерла еголадонью.

Ну да. Это сосед. Никакого трупа и убийства. Можно пока незвонить в МЧС.

Лиза вдруг бросилась бежать по тихому дому, добежала доприхожей, напялила куртку, сунула ноги в унты, накинула капюшон и выскочила наулицу, чуть не упав на скользком крылечке.

Входная дверь оказалась не заперта. Вечно она забывала еезапирать, идиотка!

Снег валил, тихий, мягкий, совсем новогодний. Он валил весьдень, и дорожки были засыпаны снегом, и крыша гаража, и перильца крылечка, идеревья стояли не шелохнувшись, как будто привыкали к новому, зимнемусостоянию.

Придерживая разлетающиеся полы куртки, Лиза обежала дом иувидела его.

Дмитрий Белоключевский курил. Стоял, опершись на своюлопату, как заправский дворник. Снег сыпал ему на голову, и время от времени онстряхивал его, по-лошадиному мотая головой.

– Эй! – издалека негромко сказала Лиза, и он оглянулся.Рукавицы были комом засунуты в доху, которая от этого сильно оттопыривалась нагруди.

– Что?

– Как – что?! – Она дергала свою «молнию», пытаясьзастегнуть, а тут от возмущения перестала и уставилась на него. – Что ты тутделаешь?!

– Я тут чищу снег, – сказал он вежливо и опять затянулся. –Надо от гаража тоже отгрести, а то ты не выедешь завтра.

– Как ты сюда попал?!

– Куда именно?

– На мой участок.

Он сделал такое движение, словно пожал плечами. Под дохойбыло почти не видно.

– Пролез в дыру в заборе. А что?

– Ты напугал меня, – громко сказала она и опять дернула«молнию», – я решила, что у меня под носом опять кого-то убили!

Он помолчал.

– Никого не убили.

– Я уже поняла, – сообщила она своим самым язвительнымтоном. – Ты чистишь дорожки, и ты вошел в дыру. Никаких убийств.

Он посмотрел на свою сигарету и сказал медленно:

– Я не пойму. Тебя это огорчает? – Что?..

– Что никаких убийств?..

– Ты дурак?! – пронзительно воскликнула Лиза. – Совсем?

Он отшвырнул сигарету и снова зашаркал своей лопатой.Согнутая тень поползла по соснам.

– Я не люблю оскорблений.

О да. Об этом она была уже осведомлена. Зато он не былосведомлен о том, что весь вечер ее занимал вопрос, как бы предложить ему интимполовчее, и еще ее всерьез мучил вопрос вчерашнего букета – «со смыслом» он былпреподнесен им или без всякого смысла?! И еще несколько подобных, умных иважных, вопросов.

Ни о чем таком он не знал, конечно.

Заевшая «молния» освободилась, шустро поехала вверх ивпилась в Лизин подбородок, закусила кожу. Лиза охнула и схватилась заподбородок обеими руками.

Завтра будет красота. Укус станет фиолетовым и желтым,заметным со всех сторон. Она замажет его пудрой, очень неудачно, конечно, такчто он проступит особенно гадко и «с намеком». Все сотрудники первым деломуставятся на синяк, а уж потом с жадным любопытством станут рассматривать еефизиономию в поисках следов от «оргий», которым предавалась их начальница, свиду такая приличная!..

– Что случилось?

– Ничего.

– Я же вижу.

– Дима, – сказала Лиза с нажимом, – ты гребешь свой снег,вот и греби.

– Я гребу твой снег. Мой у меня на участке.

Лизе показалось, что он на что-то намекает. Например, на то,что вовсе не хочет грести ее снег, но все-таки гребет, потому что такой благородный.Господи, какая чушь!

– Ты поговорила с Громовым? – Да.

– И что он сказал?

– Да ничего не сказал, Дима! Обещал, что в выходные приедети посмотрит двери. А я объяснила, что двери ни при чем, потому что не былоникаких следов, кроме колес от моей машины, даже утренние твои засыпало,помнишь?!

Он перестал шваркать лопатой, выпрямился и посмотрел на нее,опять кого-то ей напомнив. Ну, на кого, на кого он похож?! Как большинствоженщин, Лиза могла воспринимать сей «предмет» только, так сказать, в целом. Вэтом самом целом «предмет» на кого-то удивительно походил. Но среди ее знакомыхникогда не было неуклюжих, бритых почти наголо мужиков в овчинных тулупах!..

И с ним она вчера поцеловалась на пороге гаража, вернее,сделала попытку поцеловаться, которая почти провалилась, так как он ее почтиотверг!

Вспомнив об этом, Лиза вдруг разозлилась так сильно, чтостало ясно – надо немедленно уходить в дом, иначе что-нибудь нехорошее выйдет.

С тех пор как в десятом классе ее отвергла Наташка, а«первая любовь» в институте доходчиво объяснила, что таких, как Лиза, вокругпруд пруди, можно их сачком ловить и в коллекцию десятками помещать, она даласебе слово, что никогда больше никто не посмеет ее отвергнуть. Просто потому,что она не дастся. Больше никому и никогда она не станет себя предлагать.

Дунька была с ней совершенно согласна – но Дуньку никто иникогда не отвергал, она-то как раз всем и всегда была нужна!..

– Я пойду, – скрипучим голосом сказала Лиза. – Я… спатьхочу.

– Минуточку, – как будто удивился сосед, – ты ещенедорассказала про твоего Громова. Следов-то на самом деле не было! Если я хотьчто-то понимаю…

Он понимает!.. Что он может понимать, этот мужик в тулупе?!Еще неизвестно, где он взял машину, на которой ездит! Может, где-нибудь украл!

– Дима, это совсем не твое дело. Я разберусь сама.

Опять это смутное движение, плечи дрогнули под тулупом.

– Ну, пока у тебя не очень получается.

– У меня все получается прекрасно.

– Я вижу.

Нет, это невозможно! Немедленно уйти в дом, и не забытьзапереть входную дверь, и виски плеснуть в стакан, и дивные итальянские жалюзизакрыть наглухо! Можно еще свет на улице погасить, чтобы ясно дать понять – емусамое время убраться вон! Пусть разгребает свой снег, раз уж ему так приспичило!