Кастрюля, а в ней вода, ничего особенного.

После чего сел на другой конец диванчика, пошарил под столоми выудил блок неизвестных сигарет. Достал пачку и закурил.

Лиза тоже закурила.

Надо позвонить Дуньке, Громову и Игорю, подумала она вяло. Вживоте стало тепло, словно там зажегся рефлектор и разгорается все сильнее. Спинеи бокам тоже стало тепло, и хотелось, чтобы оно скорее добралось до ледяныхпальцев на руках и ногах.

– У меня дом открыт.

– Ничего. – Он налил еще виски, опять довольно много. –Сегодня никто уже не нагрянет. Это точно.

– Дима, они хотят меня убить. Он кивнул:

– Это я уже понял, как ни странно.

– Но почему?! За что?! Что я сделала?..

– Видимо, что-то сделала.

– Что, господи боже мой?!

– Кому ты рассказала про труп?

Лиза поперхнулась крепким дымом, сунула сигарету впепельницу и схватила себя за горло.

– Что значит – кому?! – придушенным голосом спросила она. –В милиции рассказала, Громову, Дуньке, конечно…

– Кто такая Дунька?

– Сестра.

– Твою сестру зовут Дунька?

– Да. Евдокия.

– Хорошее имя. Забавное.

– Игорю рассказала и еще…

– Игорь – это твой муж?

– Игорь – это мой приятель. Мужа у меня нет. Еще Миланаверняка знает, моя секретарша, потому что из милиции звонили, и она с нимиразговаривала. Да на работе все знают! Света же у нас работала!

– Отлично, – похвалил Белоключевский.

– Ты говоришь, как Шерлок Холмс хренов! Как хренов ШерлокХолмс!

– Был бы я Шерлок Холмс, я бы уже все знал.

– Где мой телефон? – пробормотала Лиза и стала озираться,словно в поисках телефона. Тепло все никак не доходило ни до рук, ни до ног. –Мне надо позвонить. Господи, я забыла позвонить!

– Куда тебе надо звонить?

– В милицию, разумеется. И Громову. Он сказал, чтобы я былаосторожна, он просил меня в городе ночевать, а я…

Белоключевский невозмутимо курил. Лиза выбралась из-застола, выскочила в темный коридор, повернула не туда, налево, стукнулась лбом вдверь, споткнулась.

– Да что же это такое!..

– Вернись, – приказал он из кухни. – Что ты там мечешься!

– Я ищу свою куртку.

– Твоя куртка на вешалке. Но ты пришла без телефона.

– Куда?! Куда я пришла без телефона?

– Ко мне, когда я чистил дорожку. Никакого телефона у тебяне было.

Лиза показалась на пороге кухни. Он все курил и выгляделневозмутимо.

– Откуда ты знаешь? – спросила она подозрительно. – Откудаты знаешь, что у меня не было телефона?

– Ты вешаешь его на шею или держишь в руке. В карман никогдане кладешь, это точно. Ни на шее, ни в руке у тебя мобильного не было.

– Ты наблюдательный, да?

– Да, – кивнул Белоключевский, опять странно кого-то ейнапомнив.

Ну, кого, кого?! Кого он так ей напоминал?! Кого-то,узнанного давно и, должно быть, забытого. Кого-то из прошлой жизни. Может, онучился в десятом классе, когда она училась во втором? Или был в старшей группе,когда она посещала младшую? Или… или…

– Что ты так смотришь?

– Я тебя откуда-то знаю, – задумчиво сказала Лиза. – И никакне могу вспомнить откуда. Но точно знаю.

Он усмехнулся, потушил сигарету и тут же закурил следующую.Темные ресницы почти сомкнулись, так что глаз стало совсем не видно. Лиза знала– он щурится, когда думает или врет.

– Я могу тебя откуда-то знать? Он пожал плечами:

– Можешь, наверное.

– Откуда? Или ты учился в нашей школе?

– А где ваша школа?

– На Кутузовском.

– Нет, – сказал он. – На Кутузовском я точно не учился.

– Господи, – сказала вдруг Лиза тихо. – Они в меня стреляли.Они хотели меня убить. И теперь обязательно убьют.

Тут ей стало тошно. Так тошно, что помутилось в голове, ижелудок полез наружу, и виски опять оказалось в горле и во рту, и жжение сталоневыносимым. Она поняла, что ее сейчас стошнит, прямо здесь, на порогекрохотной холодной кухоньки, заваленной грязной посудой, полной сизого дыма отего крепких сигарет.

Этот дым стал последней каплей.

Нет, последним вздохом Елизаветы Юрьевны Арсеньевой.

Больше она дышать не могла.

Она не знала, есть ли здесь ванная с унитазом и раковиной, акорчиться от рвоты у него на глазах не могла, поэтому качнулась назад, зажимаярукой горький рот, шагнула в коридор, пробежала и наотмашь распахнула входнуюдверь.

Только бы добежать. Только бы добежать хоть до чего-нибудь!

На крашеном крылечке она поскользнулась, поехала и упала быназад, затылком на замерзшие ступени, если бы сзади он не поймал и не поддержалее.

Она скатилась с крыльца, добежала до темного угла этогостранного дома и только тут оторвала руку ото рта, и содержимое желудкавыплеснулось наружу, полезло из горла судорожными толчками, от которых больностало глазам и затылку, и она тряслась от омерзения и брезгливости, икорчилась, и выворачивалась наизнанку.

«Это мой страх, – подумала она вяло, когда все кончилось. –Это мой страх и отчаяние. Теперь они будут со мной всегда, до самой смерти.Должно быть, это совсем недолго».

Дунька останется одна. Она храбрая и умная, но как она будетжить без Лизы? А родители? А весь оставшийся мир, огромный и прекрасный, вкотором ей всегда было так интересно! Было… Да. Было.

За сосной, из чистого и свежего сугроба она зачерпнуласнега, съела немного и вытерла лицо. Холодало, и звезды стали огромными илучистыми, как в произведении Николая Васильевича Гоголя «Ночь передРождеством». Ногам было как-то странно стоять на утоптанной и расчищеннойтропинке, и Лиза некоторое время задумчиво рассматривала свои ноги.

Вот в чем дело. Она выскочила в одних носках. Тех самых, чтоподарила Дунька, с мордами и кисточками. – Пошли, – вдруг сказал почти ей в ухочей-то голос. – Заболеешь.

Лиза оглянулась. Дмитрий Белоключевский стоял у нее заспиной, так близко, что, обернувшись, она почти уткнулась носом в его свитер.