жанру сюиты, и им были созданы циклы «Английские сюиты» и «Партиты». Первой частью Английских сюит стала виртуозная прелюдия, а в Партитах нередко — токката. И если Французские сюиты по скромности и простоте своего языка предназначались, видимо, для домашнего музицирования, то Английские сюиты и особенно Партиты, в которых Бах использовал прием чередования тех же танцев, что составляли и цикл Французских сюит, являются уже произведениями более сложными, развернутыми, им свойствен яркий концертный характер.

Прошло еще четыре года жизни Себастьяна в Кётене. Это были годы спокойные и радостные, и композитор, как он признавался в одном из писем, предполагал пробыть в Кётене до конца своих дней.

Однако все сложилось иначе. Через неделю после женитьбы Баха женился и князь Леопольд. Жена его была совершенно равнодушна к музыке. И тут обнаружилось, что привязанность к музыке Леопольда тоже была не столь уж глубокой, как это казалось Баху. Новые увлечения оттеснили ее на второй план. Это заставило композитора задуматься о неизбежности перемен в его жизни. Волновала его и судьба подрастающих сыновей. Он мечтал дать им университетское образование, и взор Баха обратился к Лейпцигу.

Кантор школы Св. Фомы 

В июле 1722 года в Лейпциге освободилось место кантора в школе Св. Фомы, и в начале следующего года Бах должен был предстать перед комиссией, которой поручили выбрать наиболее достойного из претендентов.

Должность эта считалась очень почетной, так как в крупных городах кантор являлся одновременно и музыкальным директором города. Для Себастьяна открывалось огромное и очень интересное поле деятельности.

И все же как, наверное, тяжело было тридцативосьмилетнему композитору вновь выступать в роли просителя и вести переговоры с чиновниками! Как хорошо он уже знал этих самоуверенных бюргеров, для которых важна была не сущность дела, а лишь неукоснительное выполнение их предписаний!

И действительно, вступление в новую должность вылилось для него в целую цепь испытаний.

7 февраля Бах продирижировал в Лейпциге своей кантатой «Иисус призвал двенадцать апостолов», и хотя музыка ее всем понравилась, назначение на должность последовало не сразу. Члены Совета еще вели переговоры с композитором Телеманом и капельмейстером Граупнером, и только после того, как оба музыканта отказались занять предлагаемое место, лейпцигский Городской совет собрался для того, чтобы принять окончательное решение. Имя Баха было хорошо известно, так как многие еще помнили его приезд в город в 1717 году для испытания нового большого органа, а слава Себастьяна как непревзойденного исполнителя на органе и клавесине давно уже распространилась по всей стране. Составив подробный протокол заседания, члены Совета приступили к голосованию, и Бах был избран единогласно.

Однако ритуал введения в должность кантора еще только начинался.

Вначале Себастьяну пришлось подписать Устав — обязательство в том, что он будет подчиняться всем требованиям начальства.

«Уважаемый муниципалитет города Лейпцига назначил меня кантором школы церкви Святого Фомы, — читал Бах предъявленный ему документ, — и просит моего согласия относительно нижеследующих пунктов...»

От него требовалось служить честно и добросовестно; старательно выполнять все служебные обязанности; уважать школу и магистрат; не писать слишком длинные в духе оперы церковные произведения; обучать мальчиков не только пению, но и инструментальной музыке; гуманно обращаться с учениками; не брать в церковный хор неподходящих певцов; не уезжать без разрешения бургомистра и согласия магистрата; не работать в университете.

Некоторые из этих пунктов были тягостными, и Бах, подписывая обязательство, видимо, пожалел о вольной жизни кётенского придворного. Он дал себе клятву не зависеть от чиновников.

Для композитора наступила новая пора борьбы за независимость, за право сочинять музыку так, как этого требовал его гений.

После подписания Устава Себастьяну нужно было еще пройти проверку религиозных взглядов в консистории. И наконец 31 мая состоялось его торжественное введение в должность в помещении самой школы.

Представим себе этот день.

В девять часов утра ректор школы Иоганн Генрих Эрнести вводит в зал членов магистрата, где уже присутствуют все учителя, а также проповедник церкви Св. Фомы. В нарядном облачении, исполненные сознания важности происходящего, собравшиеся в соответствии со своим рангом занимают места. С одной стороны зала — пастор и оба представителя Совета, с другой — преподаватели. У дверей располагается хор, и после того как он исполняет традиционное музыкальное приветствие, входят все ученики.

Начинаются поздравительные речи. После их окончания Бах, поблагодарив всех за оказанную ему честь, обещает честно выполнять свои обязанности.

Хор мальчиков повторяет приветственную песню, и преподаватели школы подходят к композитору с поздравлениями.

...Через неделю из Кётена прибыли четыре повозки с вещами, а затем и две коляски, в которых расположился новый кантор со своей семьей. Бах занял служебную квартиру в левом крыле здания школы. Она находилась на втором этаже, и окна ее выходили на «Свободную площадь». Посредине площади был большой каменный колодец, у которого женщины могли перекинуться словами и узнать последние новости.

Как и в Кётене, Анна Магдалена стремилась украсить их квартиру и сделать ее более уютной. Она разводила цветы, а канарейка, которую прислал Анне в подарок двоюродный брат Себастьяна, целыми днями заливалась веселыми трелями.

Руководил домом Себастьян, а жена помогала ему всем, чем могла. Анна Магдалена не только шила, готовила, убирала. Она переписывала рукописи Себастьяна и постепенно так прониклась его мыслями и настроениями, так была духовно близка своему мужу, что ее почерк стало трудно отличать от почерка Себастьяна. Много часов они проводили вместе у клавира.

Церковь и школа Св. Фомы в Лейпциге

Портал церкви Св. Фомы

Семья Себастьяна продолжала расти, и главной заботой музыканта были, конечно, дети.

22 декабря 1723 года, через полгода после переезда в Лейпциг, Бах отправился в университет и занес в список студентов имя Вильгельма Фридемана — в то время существовал обычай записывать детей в университет заранее. В Рождественскую ночь он преподнес ему книжечку студента университета — матрикулу. И хотя Вильгельм Фридеман тогда еще был мал и смог начать занятия в университете только через шесть лет, в ту ночь и отец и сын были