Хотвайер осторожно переложил Клер на ее половину кровати.

– Так лучше?

– Да, спасибо, – несколько натянуто поблагодарила она его и, закусив губу, мучительно поморщилась.

– Что опять?

– Мне надо в ванную. Очень надо.

Хотвайер ничего не сказал, просто взял ее на руки и понес. Долгие годы тренировок не прошли даром: он двигался быстро и уверенно, но плавно, без толчков. Клер держала ноги плотно сжатыми – видно, ей и в самом деле было невтерпеж.

Хотвайер опустил ее на пол возле унитаза.

– Дальше сама справишься? Она покраснела как рак.

– Конечно.

Он оставил дверь открытой, но сам отошел, чтобы ее не смущать. Он все еще не вполне пришел в себя после пробуждения. Никак не мог свыкнуться с тем фактом, что не заметил, как она чуть ли не всю ночь на нем проспала.

Клер вышла из ванной в белом махровом халате, надетом поверх хлопчатобумажной майки и трусов. Двигалась она очень медленно, дюйм за дюймом. Хотвайер быстро подошел к ней и, взяв на руки, понес к кровати.

– Ты очень сильный, – сказала Клер без кокетства, и Хотвайер воспринял ее слова как простую констатацию факта, а не приглашение к флирту.

Маленькая ладонь ее покоилась у него на груди, посылая совершенно неподходящие к случаю сигналы его либидо, несмотря на то что умом Хотвайер понимал, что этот жест тоже не являлся приглашением к флирту.

– Спасибо, что обо мне заботишься.

– Всегда к твоим услугам. – И, каким бы испорченным негодяем ни ощущал он себя при этом, ему и в самом деле было чертовски приятно держать Клер на руках, даже если она позволяла ему это делать только потому, что была слаба и травмирована.

Но когда он собрался опустить ее на кровать, она крепко вцепилась ему в шею.

– Я не хочу опять ложиться.

– Тебе нужен покой.

– Я целую вечность провалялась в постели.

– Всего часов тридцать, не больше.

– Но для меня это уже целая вечность. Столько времени валяться в постели нельзя.

Хотвайер улыбнулся. Пусть себе поворчит. Клер надула губы, выражение у нее было капризное и сексуальное одновременно.

– Я проголодалась.

– Попробуем решить эту проблему. – Хотвайер отнес Клер на диван в гостиной. – Можно заказать ленч в номер.

Клер прислонилась к подлокотнику дивана. Она старалась держаться прямо, но бледность выдавала ее страдания.

– Хорошо.

Хотвайер взял со столика меню и пробежал его глазами в поисках чего-нибудь вегетарианского.

– Что ты предпочитаешь?

– Я не слишком разборчива в еде.

– Конечно, если не считать того, что ты не ешь мяса, – усмехнувшись, сказал Хотвайер.

– Это не потому, что я привередничаю.

– Тогда почему?

– Из чувства самосохранения.

Принимая во внимание то, что она рассказала ему о причинах отказа от мяса, он вынужден был с ней согласиться.

Хотвайер позвонил и сделал заказ для них обоих, после чего сел в кресло рядом с Клер.

– Почему бы нам не поболтать о том, что случилось в воскресенье утром?

Клер облегченно вздохнула, когда служащий отеля постучал в дверь. Допрос Хотвайера произвел на нее неизгладимое впечатление, однако она чувствовала полнейшее изнеможение. А она еще думала, что офицер полиции вытащил из нее все, что мог. Хотвайер его превзошел – после получасового дознания у Клер создалось впечатление, что Хотвайер знает о произошедшем с ней лучше, чем она сама.

Хотвайер отпустил официанта и подвез к Клер тележку с ленчем. Он не потрудился даже одеться, хотя перед тем, как открыть официанту, все же натянул джинсы. Тело у него было необыкновенное – сплошные мускулы, обтянутые золотистой кожей. Клер прямо в жар бросало при виде его обнаженного торса. К счастью, запах еды вовремя завладел ее чувствами, и она с наслаждением потянула носом воздух.

– Пахнет вкусно.

– Здесь отлично кормят. В животе у нее заурчало.

– Мне, похоже, все равно, что есть.

– Да, за последние тридцать часов ты почти не ела. Клер провела эти тридцать часов по большей части во сне, но и когда она просыпалась, воспринимала происходящее словно в тумане.

– Помню, ты кормил меня сухими тостами.

– Мне не хотелось, чтобы тебя тошнило или чтобы живот пучило. Не хватало еще твоей бедной голове пережить рвоту.

Клер с улыбкой сняла серебряную крышку со своего блюда. Хотвайер заказал ей овощное рагу с рисом, и выглядело оно очень аппетитно.

Клер вдыхала аромат китайских пряностей, и от этого запаха у нее слюнки потекли.

– Я оставлю тебя на минутку, – сказал Хотвайер. Клер кивнула.

Он удалился в спальню и вскоре вернулся в тенниске, обтянувшей его скульптурную грудь.

– Тебе холодно? – поинтересовалась Клер. Она была разочарована тем, что Хотвайер лишил ее удовольствия созерцать его красивое тело.

– Мама хорошенько бы меня отругала, если б узнала, что я позволил себе сесть за стол с дамой неодетым.

– По твоим словам выходит, что твоя мама – прямо железная леди.

– Железный кулак в лайковой перчатке южной мягкости.

– Ты любишь ее.

Судя по тону Хотвайера, он испытывал к матери глубокое почтение.

– Каждый человек любит свою мать, разве не так?

– Не знаю.

Клер не была уверена в том, что ее чувства к матери можно назвать любовью. Что она чувствовала, когда Норен умерла?

Жалость, гнев, смущение, разочарование – все было, но вот любовь? Клер не припоминала, чтобы испытывала к матери особую симпатию, по крайней мере с тех пор, как умер отец и они с родительницей фактически поменялись ролями. Норен, казалось, сделала все, чтобы превратить жизнь дочери в жалкое существование, и посему Клер едва ли могла испытывать к ней чувство глубокой привязанности.

Хотвайер опустился в кресло и снял крышку со своего блюда. Клер была потрясена, обнаружив, что себе он заказал то же, что и ей.

Он ответил улыбкой на ее вопрошающий взгляд.

– Мне пришло в голову, что тебе неприятно наблюдать за тем, как другие едят мясо. Не хотелось портить тебе аппетит.

– Выходит, из-за меня тебе придется есть то, что ты не любишь?

– В настоящий момент овощное рагу – именно то, чего мне хочется.

– Какой ты милый, Хотвайер. – Клер не желала напрашиваться на ответную любезность и потому быстро добавила: – Но обо мне не беспокойся. Правда. Мне действительно все равно, что ты ешь.