на две версты, даже запыхавшихся не было, а костровцы всё тащились и тащились, последние вообще еле добрались и в свежую травку носом зарылись. Срамота.

Показали боярину стрельбу из лука десятка особого под командование ногая Бебезяка. Стрелы просто одна в другую в мишени втыкались. Правда, что и белку в глаз выцелят. Продемонстрировали два десятка Афанасия Бороды, как с помощью крюка специального и верёвки с узлами можно на стену высоченную в несколько мгновений взобраться. Вот, значит, как они крепости у шведа забрали. И в самом деле, зачем здесь пушки.

Что шведов разбили вершиловцы, князь уже прознал, Федя Пожарский проболтался за обедом, но допроса никому Владимир Тимофеевич устраивать не стал, только пользу Руси тот набег на шведов принёс, пусть раз хотят тайну хранить, то и хранят.

Долгоруков охочих забраться на стену по верёвке из сотни Кострова выкликнул, и даже рубль посулил. Опять срамота. Двое правда забралось, а пробовала-то почитай вся сотня. Ведь и правда получается, что вот эти три с половиной сотни воев вершиловских легко тысячу остановят. А две? Князь задал этот вопрос Шварцкопфу, немец хвастать не будет.

– Если с Петром Дмитриевичем, то и две, – на ломанном ещё, но вполне понятном русском ответил сотник.

Вот так!

– Четыре месяца у вас есть, – сказал после испытаний князь воеводе Заброжскому, – Учите всему, чему нужно и поблажек не давайте. Я сам буду на всех занятиях присутствовать. Такой мне наказ Государь дал.

А что, с такими-то воями и Смоленск с Черниговом можно отбить у ляхов.

Событие двадцать второе

В Михайловске жизнь била ключом. Плотники и стрельцы отодвигали наружную стену крепости подальше от берега реки ещё метров на триста. Понятно, когда Пётр её строил, всех стрельцов-то было десять человек. Теперь количество стрельцов увеличилось до пятидесяти. Кроме этого, по словам воеводы сотника Игнатия Тихонова будут ещё рубить две казармы по образу уже имеющейся и пять домов.

А на другом берегу реки росло поселение, починок, так сказать, но было в том починке уже двадцать крестьянских семей. Мужики пахали целину, бабы с детьми мотыгами вручную разрабатывали огороды. Дома крестьянам уже построили. Это были, конечно, не те дома, что в Вершилово – обычные полуземлянки с односкатной крышей крытой тёсом и очагом внутри вместо двух печей. Вот, блин, не уследил, корил себя Пожарский. Куча труда в холостую. Придётся в следующем году отправлять сюда плотников и печников и начинать всё заново.

Нет, эти крестьяне не имели к нему никакого отношения, и можно было смело махнуть на них рукой, пусть как умеют, так и живут, он и так помог им, спас от холопства и переселил хоть на сотню километров, но на юг, в целинные плодородные земли. Но чувствовал Пётр за них ответственность. Он не разорится, если построит двадцать нормальных домов с банями и всеми хозяйственными постройками и двумя печами, топящимися по белому. Да и коров с козами сюда привезти нужно. Зато двадцать семей будут жить лучше и дети у них не будут с голоду и от холода зимой помирать. Так по крохотному шажку и можно вытянуть Русь из многовекового сна.

Это ведь не правильно, там, в Европе уже арифмометр изобрели, и теорему свою Ферма вот-вот докажет, а у нас один грамотный на сотню человек и живут люди в землянках. Какая нафиг теорема, если половину детей не дожив до пяти лет умирает.

Остановились в Михайловске только на ночёвку, и так опаздывали уже с посевом, правда, Пётр в тайне надеялся, что у мэра Миасса Шульги хватит соображаловки вспахать поля на новых переселенцев. Он, естественно, не знает, сколько человек привезёт Пожарский с собой, но семей на двадцать должен был рассчитывать. Вот и посмотрим, так ли хорош этот антикризисный менеджер, сохранивший Казань во время смуты.

Ещё неделю выгребали против течения, вверх по Белой, пока не достигли, наконец, первого порога. Оп – па! А порога-то и нет. Камни все вытащены на берег, а само дно реки углублено. Молодец Шульгин, просто молодец. Это на целый день время в дороге уменьшает. Вечером этого дня и пристали к большому новому причалу Белорецка, у которого одиноко покачивался на волнах один единственный кораблик. Это посланные вперёд плотники уже четвёртый день стучали топорами.

Встречал на причале переселенцев сам Никита Михайлович Шульга. Они крепко обнялись с Пожарским.

– Давайте разгружаться, – скомандовал Пётр, – Ещё пара часиков светло будет.

Стрельцы, посланные царём, уже тоже добрались, пять лодей, идущие назад в Уфу, попались Пожарскому навстречу, только они миновали Михайловск. Сейчас в Белорецком остроге было тридцать пять стрельцов, пять старожилов и тридцать молодых пацанов царь батюшка прислал. Вот спрашивается, о чём он думал, посылая сюда холостяков. Где они себе в тайге жён найдут. Вогулок, конечно можно поискать, но эти дети лесов на любителя, себе бы такой жены Пётр не хотел. Нет, среди них попадаются вполне миловидные, но привычки и образ жизни, сколько надо время, что их в русскую бабу превратить. Придётся на следующий год организовывать караван невест. Где б взять их ещё?

В Белорецком решили оставить семь семей переселенцев из деревни Климки, которая была недалеко от Ивангорода. Здесь уже жили две семьи, теперь будет десять. Один из взрослых сыновей старосты села Матвея Бороздина, уже женатый, решил от родителя отделиться и жить самостоятельно, раз дом полагается бесплатно.

Плотники за четыре дня подняли уже с помощью стрельцов десяток домов и сейчас строили два барака для холостяков. Завтра обещали закончить. Вот все вместе и тронемся в Миасс. Шульга оправдал надежды князя. В Белорецком силами пяти стрельцов и двух живших уже здесь крестьян было распахано пять участков для переселенцев. Никита Михайлович лишь чуть не угадал, нужно было восемь, но вдесятером, да с помощью трёх десятков стрельцов, мужики три недостающих участка завтра за один день поднимут, а на следующий день уже и посеют рожь и пшеницу.

Мэр Миасса рассказал, что в самом Миассе подготовлено тоже двадцать участков. Вот это мало. Пётр шестьдесят три семьи привёз, да ещё кто ни будь по намеченному младшим Бороздиным Пахомом пути пойдёт, захочет выделиться из семьи. Ну, что уж теперь, народу приехало много, недостающие участки за пару дней подымем, лошади есть, желания хоть отбавляй. Сдюжим.

Событие двадцать третье

Рене Декарт получил письмо от Марена Мерсе́нна. Письмо было запредельно странным. Оказывается его друг и соученик по иезуитскому коллежу Ла Флеш сейчас в Московии. Они закончили коллеж в теперь уже далёком 1612 году. Как быстро