— Однако! Треугольники. Один в один. Совпадение? Не думаю.

— Вы тоже видите? — отчего-то шепотом осведомился Влас. И тут его захлестнуло нестерпимое желание поделиться своим открытием с мудрым архивариусом. Он тревожно зашептал: — А знаете, Пиголович, откуда эта карта в сумочке покойной? Ее заговорили и вложили туда по поручению князя Зенина. Того самого, который застрелился. И знаете что еще? Вот, смотрите!

Дрожащими от нетерпения руками Влас расстегнул кофр и вытряхнул на стол пакет с царскими снимками. Торопливо перебрал всю пачку, откладывая в сторону карточки императрицы. Затем протянул их Пиголовичу, внимательно наблюдая за выражением его лица. В первые секунды выражение это было безразличным, затем сделалось заинтересованным, потом — озадаченным и, наконец, — мрачным.

— Н-да, дела-с, — сухо проговорил архивариус, поднося некоторые из снимков к самым глазам.

Оставив попытку разобрать нечеткое изображение, выдвинул ящик стола, извлек круглую, с медной ручкой лупу, замер над одной из фотографических карточек на несколько секунд и вдруг, резко распрямившись, торжественно произнес:

— Молитвослов!

— Что, простите? — подался вперед удивленный Влас.

— На тех снимках, где присутствует черный треугольник, в руках царицы — молитвослов.

Влас непроизвольно присел на край стола и обескуражено протянул:

— И что с того?

Старик на секунду застыл, глядя перед собой, затем, с недоумением пожав плечами, посмотрел на Власа.

— Пока и сам не пойму. Но тут, несомненно, прослеживается некая закономерность.

Широким жестом сдвинув фотографические карточки на угол стола, Пиголович выдернул из пачки чистый лист бумаги, шлепнул его на освободившееся место и, схватив карандаш, принялся азартно чиркать.

— Унус, — карандаш вывел цифру один, напротив которой появилось слово «заказ». — Князь Зенин делает заказ некоему магу на заговор карты. Кстати, как имя мага? Вы не назвали.

— Маг Тадеуш.

— Тадеуш фон Ченский? — Мохнатые брови архивариуса взметнулись к коротко стриженному седому ёжику. — Этот господин известен нам очень даже хорошо. Издатель мистического журнала «Изида». Не доводилось сей журналец читать? Напрасно. Довольно занимательное чтение.

— Вы знакомы с магом Тадеушем? — растерянно заморгал Влас.

Упиваясь своей значительностью, Пиголович важно произнес:

— Как не быть знакомым? В последний свой приезд небезызвестный французский кудесник Папюс основал в Петербурге ложу мартинистов и отбыл на родину, оставив фон Ченского заместо себя. Тадеуш Чеславич принял бразды правления в свои руки, чем привлек к себе пристальное внимание полиции, держащей под контролем любые ответвления масонства. У нас, в Царском Селе, их филиал, именуемый «Полярная звезда». Так что мы со своей стороны тоже держим фон Ченского под контролем. Адресочек не угодно ли записать? Домашний и редакции. У меня в записной книжечке имеется.

Пока Влас старательно переписывал к себе оба адреса, архивариус продолжал загибать пальцы, делая соответствующие пометки на бумажном листе.

— Дуо. В результате профессиональной деятельности Тадуша фон Ченского мы имеем труп Лизаветы Лукьяновой и ридикюль, в котором и в самом деле присутствует карта «висельник».

— Что по классификации Таро означает жертву, — проявил осведомленность Влас.

— Кто вам сказал?

— Художник Вересаев. Вчера у графини Широковой-Гонзель виделись. Вересаев рассказывал о маге Тадеуше как о посреднике между загробным миром и нашим. И пояснял значение карты «висельник», с которой у мага особые отношения.

— Отлично. Делал, получается, фон Ченскому рекламу, — усмехнулся Пиголович. Загнул еще один палец и написал цифру три. — На фотографической карточке, где покойная Лукьянова запечатлена вместе с заговоренным ридикюлем, мы видим непонятный знак — треугольник. И точно такой же треугольник мы наблюдаем на снимках императрицы. Причем не на всех, а исключительно на тех, где Александра Федоровна держит в руках молитвослов.

— Да что вы? Неужели только на этих? — поразился Влас легкости, с которой Пиголович решил непосильную для него задачку.

— Взгляните! — торжествовал архивариус. — Убедитесь сами!

Влас с интересом сунулся к снимкам с лупой и тоже разглядел черную книжицу в руках Ее Императорского Величества.

— И, наконец, квинквэ.

На листе появилась четверка, размашисто обведенная кругом.

— Из всего вышеизложенного следует, что над Ее Императорским Величеством нависла смертельная опасность. И опасность эту навлек маг Тадеуш фон Ченский.

По бумаге заскрипел карандашный грифель, ведя от четверки стрелку к цифре один.

— Немедленно едем к магу Тадеушу и требуем ответа — кто заказчик! — азартно подхватил Влас.

— И дальше что?

— Как что? Заказчик отправляется в тюрьму, а маг Тадеуш снимет заклятье.

Пиголович с удивлением взглянул на собеседника. К Ее Императорскому Величеству он был, мягко говоря, равнодушен и вряд ли стал бы сильно убиваться, случись с ней досадная неприятность. Но, будучи профессионалом и любителем разгадывать мудреные загадки — за что, собственно, и был удален из Московского Полицейского Управления, — Пиголович уже знал, что доведет это дело до конца. Аккуратно сложив листок, порвал только что сделанные записи и, отправляя клочки в мусорную корзину, проговорил:

— Не смешите меня, молодой человек! Сразу видно, что вы не знаете жизни. Наш маг от всего отопрется. Заявит, что слыхом не слыхивал ни о какой карте висельника. А заказчика вашего, даже если вы его отыщете, в первый раз видит.

— Ну как же! А художник Вересаев? Все же слышали, как он рассказывал!

— Фон Ченский заявит, что никакого Вересаева он не знает, и все тут. Мало ли что тот болтает в обществе. И потом, с чего вы взяли, что заклятие можно отменить?

— Ну я не знаю, — смутился Влас. — Просто подумал, что раз существует яд, должно быть и противоядие.

Старик помолчал, о чем-то раздумывая, и повернулся к фотографу.

— Тут надо действовать тонко, — многозначительно сообщил он. — Обождите, я сейчас.

И Пиголович вперевалочку направился к дверям, оставив Власа одного.

Точно конь, заслышавший звуки полковой трубы, Соломон Наумович Пиголович закусил удила. Засидевшись в архиве, он, некогда лучший сыскной агент Москвы, в силу преклонного возраста был отправлен в отставку. Пробездельничав с полгода, Соломон Наумович благодаря протекции дальнего родственника получил скучное место архивариуса, да и то не в своем родном городе, а в Царском Селе, подальше от московских реалий, ибо кипучая натура Пиголовича была хорошо известна и вызывала у бывших коллег вполне обоснованные опасения. Теперь же запахло реальным делом, которому Соломон Наумович задумал отдаться всей душой.