Наконец в августе 1533 г., назначив евнуха с Сардинии Хасана Агу, пользовавшегося его безграничным доверием, на время своего отсутствия наместником Алжира, Хайр-эд-Дин отправился в путь в сопровождении нескольких галер. Закончив с собственными делами – разграбив Эльбу и захватив несколько генуэзских кораблей, перевозивших зерно, пройдя мимо Мальты на солидном расстоянии и проплыв вдоль побережья Мореи[18], он приказал своим кораблям встать на якорь в заливе Термаикос. По пути, проходившему мимо острова Святой Мавры[19] и Наварина, он, несмотря на немногочисленность своего флота (которая, однако, увеличилась благодаря захвату нескольких кораблей), очевидно, искал встречи с Дориа. Однако (возможно, к счастью для самого пирата) генуэзский адмирал к тому времени уже успел вернуться на Сицилию, причем два соперника разошлись буквально по пути.

Вскоре охваченный радостью султан увидел, как берберский флот, торжественно украшенный флагами и вымпелами, огибает мыс Серальо и, не нарушая строя, входит в глубокие воды Золотого Рога. И вот Хайр-эд-Дин и 18 его капитанов склоняются перед великим господином и получают награды за свою славу и службу. В тот день все посетители Эски-Сарая могли наблюдать весьма странное зрелище, а диван был переполнен. Закаленные военачальники и сановники величайшего из османских султанов собрались вместе, чтобы взглянуть на грубых морских волков, деяния которых обсуждались по всей Европе.

Наиболее пристальное внимание было приковано к могучему, хорошо сложенному, хотя и немного дородному старику с кустистыми бровями и густой бородой, некогда имевшей темно-рыжий цвет, но теперь под влиянием прожитых лет, перипетий судьбы и капризов погоды ставшей полностью седой. Во взгляде его больших постоянно что-то высматривавших глаз, которые могли гореть непримиримой яростью, они видели отражение твердого ума, призванного показать им путь к победам на море, сравнимым даже с тем, что были одержаны их победоносным султаном у крепких стен и на поле битвы. Великий визирь Ибрагим понял, что Хайр-эд-Дин – именно тот человек, который ему необходим, и алжирский пират (а не один из турецких адмиралов) получил приказ реорганизовать османский флот.

Зиму Хайр-эд-Дин провел на корабельных верфях, где благодаря своей наблюдательности быстро понял, в чем заключаются просчеты кораблестроителей. Он осознал, что константинопольские турки ничего не понимают ни в сооружении галер, ни в управлении ими. Их корабли не были такими же быстроходными, как те, что строили христиане, а вместо того, чтобы самим стать моряками и правильно обращаться со своими галерами, они похищали пастухов из Аркадии и Анатолии, ни разу в жизни не державших в руках парус или румпель, и доверяли этим совершенно неопытным людям управление судами. Вскоре Хайр-эд-Дин все изменил. К счастью, в его распоряжении имелось множество работников и достаточное количество древесины, и, вдохновляя своих подчиненных собственным примером, зимой он запланировал строительство 61 галеры, а весной сумел выйти в море во главе флота, состоявшего из 84 кораблей. Началом эпохи превосходства турок на море следует считать зиму, проведенную Хайр-эд-Дином на корабельных верфях.

Жители итальянского побережья вскоре почувствовали перемены, произошедшие с турецким флотом. Теперь им предстояло бояться не только западных, но и восточных пиратов. Летом 1534 г. Хайр-эд-Дин вывел свой флот, состоявший из 84 галер, из Золотого Рога, чтобы удовлетворить аппетит их команд во время широкомасштабной погони за добычей. Пройдя через Мессинский пролив и внезапно напав на Реджо, он забрал с собой корабли и рабов; на следующий день пират взял приступом и сжег замок Святой Лючии, захватив 800 пленников; захватил восемь галер в Четраро; предал Сперлонгу мечу и огню и наполнил свои корабли девушками и женщинами. Тайно пройдя по суше, пираты достигли Фонди, где жила Джулия Гонзага, молодая и красивая вдова Веспасиано Колонна, герцогиня Трайетто и графиня Фонди.

Она приходилась сестрой «божественной Иоанне Арагонской», красоту которой на нескольких языках тщетно воспевали итальянские поэты. Ее сестра, избравшая своей эмблемой цветок любви – амарант, изображение которого украшало ее щит, была столь же привлекательна. Хайр-эд-Дин, решив, будто подобная красота достойна гарема султана, передвигался настолько скрытно, что ему почти удалось застать белокурую Джулию спящей в своей постели. Она успела лишь оседлать лошадь и бежать в сопровождении единственного слуги, которого впоследствии велела убить, вероятно, из-за того, что красота, увиденная им той ночью, заставила его чересчур осмелеть. Разъяренные ее бегством пираты выместили свой гнев на Фонди, в частности разрушив церковь. Грабили они город на протяжении четырех ужасных часов, навсегда оставшихся в памяти местных жителей.

Воодушевленных успешным набегом турок не нужно было долго уговаривать направить все свои силы на главную цель похода, которой являлся ни много ни мало захват Туниса. С тех пор как султаны из династии Хафсидов после падения африканской державы Альмохадов утвердили свою власть на месте, где в древности находился Карфаген, прошли три столетия. Они правили мягко и справедливо; им удавалось сохранять теплые отношения со всеми европейскими государствами. До нашего времени сохранились многочисленные договоры, в соответствии с довольно справедливыми условиями которых пизанские, венецианские и генуэзские купцы допускались в порт Туниса. Благочестие и чувство справедливости султана настолько поразили Людовика Святого, что он даже прибыл в Тунис, чтобы обратить в христианство тамошнего правителя, но во время этого путешествия умер.

На троне сменил друг друга 21 представитель этой династии, но затем величие Хафсидов иссякло, а конфликты внутри рода не только способствовали еще большему ее ослаблению, но и добавили несколько кровавых страниц в ее историю. Последний, 22-й из них, Хасан взошел на престол по трупам 44 своих убитых братьев и, обеспечив таким образом себе место на троне, стал предаваться порочным слабостям, которых следует избегать всем правителям.

Тунис в 1566 г. Фрагмент карты из коллекции Британского музея

В качестве повода для вторжения пират использовал его соперника, и не успел Хайр-эд-Дин высадиться на берег, как этот ничтожный и жалкий человек уже бежал из города, но, несмотря на поддержку некоторых арабских племен, тунисский султан не сумел противостоять турецкому оружию. Как и в случае с Алжиром, Тунис против воли его жителей тот же самый властный человек включил в состав Османской империи. Мы не знаем, сумел бы султан навязать свою волю какой-либо из своих новых «провинций», если бы их завоеватель не желал этого.