Лес. Но у меня ни палатки, ни спального мешка, а дождь понемногу крепчает. Если укроюсь под деревом, назавтра лужа будет и подо мной, и на мне. Необычная, скажут, вышла у этого лоха смерть: пришел в Зону, а умер от пневмонии.

Остаются вагоны, стоящие на путях.

А тут их много — выбирай любой, есть на все вкусы. Хочешь в цистерну? Есть цистерна. Черная советская цистерна. Есть насыпняк. Есть обычный товарный вагон — бурый деревянный барак на колесах.

Туда бы я и сунулся, да вот беда: как раз его-то уже заняли, судя по возне за дверью. Нет никакой уверенности в том, что они там будут рады новому постояльцу.

Вагоны на станции Янов стояли в дикой, бессмысленной сцепке. Кто, зачем при эвакуации лепил такие составы, где вагоны всех видов соседствовали друг с другом, как на выставке достижений народного хозяйства? Я же читал, я про всё читал: здесь должны быть два состава на полторы тысячи человек: в 1986-м их хотели набить до отказа при эвакуации, а потом бросили, хрен поймешь почему.

Ну? И где они, эти два состава?

По правде всё не так.

Вон там несколько электричечных вагонов зелено-ржавого колера собрались вместе. И еще несколько штук таких же разбросаны по отдельности, в сцепке с какими-то платформами, насыпняками… Стекол нет с 86-го. С тех пор, когда тут хозяйничали местные жители. Ну да ладно, мне стёкла ни к чему, мне крыша нужнее.

Аномалий поблизости нет, говорит мне «Суворов». Очень хорошо. По вечерней поре я их в полуметре от себя мог бы не заметить. Иду к вагону, стоящему невдалеке от вокзала.

Входные двери давным-давно кто-то выломал или разнес из тяжелого оружия. В тамбуре — гниющий труп чернобыльского кабана-мутанта. В нем еще и черви копошатся!

Не повезло тебе, свинка. Ты хоть и саблезубая — из верхней челюсти аж три пары клыков растет, да из нижней еще два пары, — а нашлась зверюга посерьезнее…

Прохожу тамбур.

Знаете что, ребята? Тут орудовали какие-то, прости, Господи, тупые говнюки. Ну ладно, добрались они до мертвой электрички, сняли стекла, срезали мягкую обивку с сидений, вырвали электрику, по сдирали всё, что можно сдать на металлолом. Могу понять: ну, бедно жили, ну, прихабариться захотелось, а другого хабара — настоящего — тогда еще тут не было.

Но мать твою за ногу, на хрена они вырывали деревянные железнодорожные сиденья с корнем? На хрена рубили их в мелочь и бросали обрубки прямо тут? На хрена приволокли сюда груды мусора и завалили проходы? Да тут бес ногу сломит!

Обуеть. Я вот когда приму на борт порядочно, тоже не подарок. Но отчего-то меня пьяный кураж не клюет в жопу, мол, дай-ка расхреначу вагон электрички!

Загадка, короче.

Сунулся в другой вагон: та же картина. И в третьем. И в четвертом.

Может, разобрать завалы на одном, конкретно взятом пятачке, лечь, какой-нибудь широкой доской укрыться, да и не отсвечивать? А? Избаловался, что ли?

Да нет, ребята, я парень простой, мне много не надо. Но если я тут примусь клятый мусор ворочать, чтобы гнездо себе устроить, такой грохот поднимется, что сюда сейчас же явится погостить и справиться о моем здоровье вся благочестивая округа…

Наконец мне повезло: нашелся пассажирский вагон. Настоящий купейный, какие до сих пор бегают по дорогам нашей родины. Металлическая лесенка откинута, будто приглашает: ну, дружок, здесь тебе и стол, и дом…

Так, теперь зацените: ступенечки у той лесенки не сплошные, а… из такой мелкоячеистой сеточки, и прямо сквозь эту сеточку пророс цветок. Я, ребята, не ботаник. Во всех смыслах, а стало быть, и в буквальном. Но, по-моему, когда-то цветок был васильком. Или в предках у него водились васильки. Одна беда: очень высокий и черный. Как уголь-антрацит, аж поблескивает. Угораздило же его прорасти сквозь сеточку на самой середине лесенки. А?

Как мне теперь: рядом с мутантным цветком пройти? Прямо по цветку? Над цветком?

А помните, еще недавно был у меня в биографии грибочек. Очень аппетитный на вид. Вы вот не говорите мне, что у меня от полной фигни очко играет, и правильно, что не говорите. Представили себе — и у самих небось очко заиграло?

А в вагон зайти очень хочется. Чует мое сердце, есть там хорошее место для ночлега.

Извини, брат цветочек, не стоило тебе попадаться сталкеру на пути…

Достаю тесак свой из рессорки и косым ударом подсекаю черный василек у самой земли. Лезвие как надо заточено — без звука стебель расчикало. Потом аккуратненько снимаю верхнюю часть и отбрасываю подальше.

В финале с недоумением разглядываю тесак. Хорошая вещь испачкана странной жидкостью, совсем не похожей на обычный растительный сок. Во-первых, густо-синяя. Во-вторых, тягучая, словно мед.

Прости и ты, старый друг. Резать тобой хлеб и накалывать на тебя консервированное мясо я больше не стану. От греха подальше…

В коридоре, идущем мимо дверей купе, такой же срач. В смысле, картина маслом: мы с пацанами грабанули дачу, а чтоб городские вонючки не задавались, нассали им в сахарницу, разбили все пластинки и сплющили умывальник домкратом. Мы же говнюки? Говнюки. Даже унитаз выворотим из вагонного сортира и бросим посередь коридора. Такие парни, как мы, на футбольный матч без бензопилы и канистры бензина не ходят, смысла нет…

Вижу, что тут им проявить себя было негде. Тесно, неудобно. Не размахнешься как следует. Поэтому и только поэтому я все-таки нашел парочку почти целых купе. Без стекол, понятно. Зато в них не было мусора, а на некоторых лежаках даже сохранилась мягкая обивка.

Я с наслаждением сел.

Какой кайф, ребята!

Просто посидеть…

И я, разумеется, не собираюсь тут засыпать. Тут надо следить за обстановкой в оба. Сейчас консервную баночку разделаю, хлебца отрежу, водички хлебну… Красиво жить не запретишь.

Еблысть!

Автомат бьет меня по ноге.

Вскакиваю. Где? Что? Хватаю автомат. Распрямляюсь. Стукаюсь башкой о верхний лежак. Тру башку.

Заснул, придурок. С автоматом в руках. И даже на шею его не повесил!

Теперь — всё, шабаш. Буду бдеть до утра. Хоть снотворным обколите, хоть что! Я теперь как железо, глаз не сомкну…

Разбудил меня страшный грохот за окном. Продирая очи, я вспомнил: сон у меня вышел беспокойный, какая-то дрянь всё время бахала, бухала… Выходит, стрельба на станции не прямо сейчас началась, выходит, она уже идет какое-то время.

А в том, что это именно стрельба, а не прибытие вертолета, строительно-ремонтные усилия или бешенство какого-то психа, лупящего арматуриной по рельсам, меня убедил еще один выстрел гаусс-пушки. Я его слышал… на полигоне под Москвой. Целых три раза. И уши заложило после первого же. Прямо как сейчас…

За окном били длинными очередями из автоматов, долбали одиночными… Кто-то бросил гранату.