– Ну не я же, – отрезал Рус с раздражением. – Вотчто, умник. Ты что-то слишком часто начал вертеться возле моих повозок. Моейженщине твои песни не нужны, понял?

Он сам ощутил, как лицо перекосилось яростью. Наверное, онеще и побледнел страшно, ибо Баюн поспешно отодвинулся вместе с конем. Глазаего тревожно замигали.

– Ты не прав, Рус… но я буду держаться от твоей женщиныподальше.

Он подал коня в сторону, вид был обиженный. Холодная яростьне оставляла Руса. Он смутно удивлялся такой дикой вспышке, даже рукизатряслись от желания схватить сладкого певца за горло, выдавить душу и снаслаждением швырнуть обмякшее тело под копыта коня.

– Я прослежу, – процедил он ненавидяще. –А увижу близко, убью.

Баюн отъехал еще, крикнул издали:

– Ты не прав! Она – необычна. У меня песни самискладываются, когда ее вижу. Но я живу только ради песен!

Рус прокричал вдогонку:

– Обойдемся без твоих песен, байстрюк проклятый!

Степь ширилась, стена леса влево отступала, пока непревратилась в чернеющую полоску. Справа одно время вовсе пропала, затемпоявилась, но почти не приближалась. От леса остались одинокие рощи, небольшиегаи, а чаще всего деревья отступили в балки, там теснились, сцепились ветвями.Там под их кронами не высыхают ручьи, а ключевая вода неслыханной чистоты.

В голубом небе плавают, растопырив крылья, ястребы,кобчики, высматривая мышей и мелких птиц, важные дрофы бродят неспешно, им лесне позволит бегать и суетиться, как мелочь.

Повозки начали останавливаться, и Рус поскакал туда во весьопор. Там слышался рев, треск, волы и кони ускорили бег, неслись со всех ног.Но он сам, иссохший от зноя, ощутил разлитый в воздухе восхитительный запахводы раньше, чем увидел маленькую речушку. Даже не речушка, а большой ручеек,что неожиданно вынырнул из-за деревьев, едва не свел с ума скот, что уловиларомат воды раньше людей, рвался в ту сторону, несмотря на плети и удары, аупряжные волы, привыкшие к ударам плетей, попросту ускорили бег и неслись,растряхивая повозки, пока не вбежали в воду по брюхо.

Оставив разбитые и поломанные повозки на берегу, люди тожесо всех ног вбегали в воду, жадно и много пили, плескались, орали от счастьядурными голосами.

Чех подъехал, посмотрел с коня, буркнул, как будто ничего неслучилось:

– Привал до утра.

Лех посмотрел на небо:

– Солнце еще высоко!

– Взгляни на повозки, – посоветовал Чех.

Дюжина вверх колесами, у иных колеса отлетели вовсе.Постромки спутались, а ветхие – порвались. Да и те, которые выглядятцелыми, не пройдут далеко, если сейчас не укрепить, не подправить, не заменитьту или другую часть. Кузнецы уже вытаскивали походные горны, их молодыепомощники с завистью смотрели на плескающихся в реке.

– Может быть, – определил Чех, – даже за ночь неуспеем. Пусть скот отдохнет сутки.

– А люди? – спросил Лех.

Чех буркнул как само собой разумеющееся:

– Люди не скот, нам отдыхать некогда.

Гойтосир, что ревностно находился возле князя, добавилнаставительно:

– Кто отдыхает меньше, тот и запрягает того, кто отдыхаетбольше. Так заведено богами!

Лех поморщился, от умных речей всегда почему-то дурно,соскочил на землю:

– Эй, Рус!

Рус ерзал на коне, разрываясь между почтением и послушанием,Чех и Гойтосир – оба знающие, и детским желанием заорать дурным голосом иринуться вместе с конем в воду.

– Ну?

– Заедем чуть выше, а то эти дурни ил подняли уже не со дна,а уж и не знаю откуда.

Не дожидаясь ответа, Лех пустил красного коня вдоль берегавверх по течению, а потом с гиком и свистом влетел в светло-голубую воду, гдеотражались оранжевые облака, с двух сторон с плеском встали стены хрустальныхбрызг до небес, и слышно было, как счастливо орал золотой всадник на пурпурномконе, а конь визжал и радостно молотил копытами, не переставая подниматьбрызги.

Рус едва удержался от страстной жажды помчаться следом.Замедленно, будто сдвигал гору, повернулся к повозке, на которой ехала егоженщина со странным именем:

– Я приду… чуть позже.

Чех усмехнулся краешком губ, тронул коня. Они вошли в водутоже выше по течению, князю так и надлежит, там Чех соскользнул в воду, напилсявдоволь, потом быстро расседлал коня и начал его мыть. Рус пустил Ракшаса кповозкам, оттуда уже выскакивали женщины и дети, с визгом бежали к воде.

Заринка откинула полог навстречу:

– Что стряслось?

– Река, – сказал Рус счастливо. – Не проспи,поросенок… Где Ис?

Из-за полога пахнуло ее запахом, сердце радостнозатрепетало. Он умел вычленить аромат ее тела из сотен самых разных запахов, носейчас запах сказал, что она покинула повозку уже давно.

– Да вон же она, – ответила Заринка насмешливо. –Она сюда только на ночь приходит. Да и то, если бы ты не являлся…

Она хихикнула намекающе, выпрыгнула и унеслась к воде. Вдольдлинной колонны подвод, что все тянулись и тянулись из пыльного облака,выметнулся всадник на оранжевом коне, быстром и горячем. Ис скакала ужеуверенно, обеими руками держась за узду, чуть приподнявшись в стременах.

Волосы ее были на лбу перехвачены золотым обручем, такнастоял Рус, а сзади она умело заплела косу, толстую, как змея, черную иблистающую крохотными искорками. Лицо разрумянилось, глаза смеялись.

– Река?

В ее словах остался сильный привкус чужого языка, чтозаставляло прислушиваться к ней больше, а душа Руса едва не выпрыгивала черезуши, когда слышал ее странноватую речь, и почему-то самому хотелось говоритьвот так странно, мило изменяя звуки.

Он протянул ей руку, сам удивляясь, зачем это делает, но Исприняла как должное: соскочила на землю, легко опершись на его ладонь, и этопростое движение наполнило его таким восторгом, что едва не завопил на всювселенную.

– Смоем пыль и грязь, – предложил он. – Я ужезабыл, какого цвета кожа у тебя на самом деле.

– На себя посмотри!

Он подхватил ее на руки, мощно и сильно швырнул едва ли нена середину реки. Испуганный вопль пронесся над водой, затем был могучий плеск,брызги взметнулись во все стороны, похожие на внезапно выросший среди рекидиковинный цветок с прозрачными лепестками и высоким столбиком в середке. Исскрылась под водой, и только тогда он вдруг подумал, что она, может, не умеетплавать.

Он сам не думал, что с берега можно так быстро оказаться насередине реки. Ис, барахтаясь, поднималась наверх, как вдруг ее ухватилистрашные руки, вздернули грубо и свирепо вверх, пробив поверхность реки, какстену враждебной крепости. Она закашлялась, ослепленная солнцем. В еерасширенных глазах был ужас.