— Теперь я хотя бы понимаю, почему ты это делаешь, — она снова стала серьезной и задала следующий вопрос: — И о вас никто не знает? Вот вообще ни одна душа? Но, если вы нравитесь друг другу, зачем скрывать? Поверь, Челси сумеет за себя постоять во время массового нападения на нее твоих поклонниц, — засмеялась Ева. — Я, наверное, лезу не в свое дело, да?

Не увидев ответную улыбку на лице Никиты, она осеклась, затушила окурок и села на подоконник. Теперь их разделяла пара сантиметров.

Никита не знал, что ей сказать. Что ему постоянно хочется трахаться, и Маша подходит как нельзя лучше. Или что она пахнет духами Евы, потому что — с разрешения или без — таскает их с ее тумбочки, не имея своих. Или, может, признаться, что он к Маше равнодушен, а та на него, кажется, запала.

— Ник, — тихо позвала Ева, и он с трудом повернул голову. — Ты ничего к ней не чувствуешь, да? — голос превратился в растерянный шепот: — Вот почему я ничего не заметила.

— Ну почему, — невесело усмехнулся Никита, — я никогда не брошу Машу в беде, я не дам ее в обиду, и я даже готов выпить какую-нибудь гадость перед матчем, чтобы дать ей сыграть. Только Исаеву не говори.

— Мы с ним не особо разговариваем, — пожала плечами Ева.

— Но ты права, — Никита потыкал пальцем ее локоть, — кроме этого, я ничего к ней не испытываю.

Она закусила губу и осторожно уточнила:

— А Челси об этом знает?

Никита почесал макушку, спутав густые волосы.

— Она знает. Не переживай, Ева, ты не станешь свидетелем того, как Маша раскрывает обман и, заламывая руки, сообщает мне, что я испоганил ей жизнь. Насчет этого я ей никогда не врал.

— Тут я, наверное, должна сказать, что ты меня успокоил, — усмехнулась Елизарова, и Никита невольно улыбнулся. — Но я и не думала, что ты можешь хоть что-то в этом мире испортить.

— Еще как могу, — уверил он, пошарился в карманах и вытащил завернутый в салфетку бутерброд.

— Как в тебя все это помещается? — искренне поразилась Елизарова.

— Не знаю, магия, наверное. Когда там обед, кстати? М-м? — без слов предложил он, и она помотала головой. Откусив половину и прожевав, Никита сообщил: — Ты теперь табаком пахнешь.

— Тебе не нравится? — спокойно поинтересовалась Ева. На ее носу было ровно четыре веснушки.

Никита собрал рукой тяжелые волосы и, наклонившись, понюхал.

— Да нет, нормально.

— Ну и хорошо, потому что ты пахнешь точно так же, — коварно заметила Ева, спрыгивая с подоконника и хватая сумку.

Обычно она пахла свежим костром, и запах сигарет не особо это изменил.

Тот костер поднимался до небес и был виден за несколько веков отсюда.

На том костре когда-то сжигали ведьм и тех, кто их любил.

Никита сам шагнул в этот костер, и за шесть лет — или столетий — пламя сожрало его полностью. Слизало вместе с ботинками, стыдом и монетами в кармане.

Остался только запах обожженного дерева и девушка, которая сумела выбраться из огня живой.

Глава 10. Исаев

К следующей субботе идея пойти на занятия по использованию порт-артефактов вместе со всеми перестала казаться Марку удачной.

Из-за ежедневных тренировок он ничего не успевал, а вечером предстояло снова расплачиваться за выбитые зубы Кирсанова. Марк мог выиграть сколько угодно матчей в своей жизни, но Разумовская была непреклонна в вопросе исполнения наказаний.

Следующий матч назначили на конец января, и он всерьез подумывал сократить количество тренировок до двух в неделю.

— А я говорил, — зевая, ворчал Псарь, пока они вчетвером шли в Главный зал, — что есть куча альтернативных способов просрать два часа своей жизни.

— Надоест — перестанем ходить, — упрямо проговорил Марк, как сын высшего чиновника понимавший, чем грозит нарушение закона об использовании порт-артефактов. — Скажем, что уже научились. Мы же охуенные.

— Я стану охуенным с двух раз. А ты?

В Главном зале было не протолкнуться. Студенты Виредалиса держались отдельной группой, остальные вперемежку слонялись туда-сюда, беспокойно переговариваясь.

— …вот мой папашка обрадуется, если я свалюсь ему на башку посреди учебного года, — услышал Марк совсем рядом.

— Не волнуйся, Челси, с первого раза у тебя все равно не получится.

— Откуда ты знаешь, Елизарова, может, у меня талант. Ух ты, а чего все старосты тут делают?

Марк крутанул головой вслед за Чумаковой. И правда, за Юстиной в зал вошли четыре пары старост-пятикурсников. Верейский, наконец здоровый и с этой недели приступивший к тренировкам, вынул палочку, раздался хлопок — и все заткнулись.

Юстина поблагодарила его кивком, кратко представила преподавателя и сообщила, что старосты помогут своим факультетам с организацией.

— С организацией нам уже никто не поможет, — прошептал Псарь, и вокруг беззвучно заржали.

Пока деканы строили студентов, старосты высосали из воздуха по несколько длинных цепочек, на которых болтались разного рода подвески.

— Вы сейчас будете выглядеть жутко нелепо, — предупредил Верейский, пожимая всем парням руки и выборочно целуя девчонок. — Девушки с длинными волосами — волосы надо собрать, иначе останетесь без них.

Его напарница Василиса тем временем отмеряла по три метра между отметками на полу.

— Слышь, Елизарова, — прогундосила Маркова, — к тебе вообще-то обращаются.

— Я ко всем обращался, Маркова, — без улыбки уточнил Никита. — Тебе собирать нечего, там и так сплошные слезы. Злата, Маша, Ева, Аня, Катя, давайте живее. Нужна помощь кому-нибудь? Да без разницы, что вы двое с Каэрмунка, у Дениса вас куча, он один не вывезет.

Они с Кирсановом поржали, переглянувшись.

На четвертом курсе Каэрмунка действительно было всего три парня — и восемь девчонок.

Марк ковырял пол перед собой носком ботинка и краем глаза видел, как Елизарова с трудом управилась со своей копной. Хотелось подойти и по-хозяйски запустить пальцы в ее волосы — желательно на глазах у Кирсанова. Марк ухмыльнулся и повращал руками в плечевых и локтевых суставах, разминаясь: он-то уже