– Бесовка! – орала мать, когда отец, крестясь через слово, пересказал ей мою пылкую речь.

– Пропащая! – вторил отец.

Я была готова расплакаться. Отец толкнул меня матери, начав вытаскивать ремень из брюк. Мое тело догадывалось, что будет после. Внутренне я вся сжалась. Но мне было уготовано нечто иное.

Мать грубо стащила с меня платье и швырнула на кровать, как куклу, которой у меня никогда не было. Поясом от платья она привязала мои руки к спинке. Через плечо я оглядывалась на подходящего отца. Мать отошла к плите.

Не помню, сколько раз он ударил меня. Не меньше трех наверняка. Бил сильно. От боли я вцепилась в подушку и порвала наволочку. Потом мне досталось и за это тоже.

Мать накалила на плите вилку и приложила раскаленный металл к моей спине. От боли и страха я потеряла сознание.

На следующий день я не пошла в школу, потому что просто не смогла надеть платье. Никто меня не гнал, как можно догадаться. Если бы я вообще туда не ходила, родителей бы это не слишком обеспокоило.

Никакого врача мне не вызвали, никакой мазью не намазали горящую огнем спину. Справку о том, почему меня не было в школе, учительница, конечно, потребовала. Но я не принесла ее ни на следующий день, ни через два дня. Вообще не принесла, потом от меня отстали. Сами знаете, что было в середине девяностых, – как бы достать денег или хотя бы еды для своей семьи, чего соваться в чужую.

Для себя же я четко поняла одно – никогда больше я ничего не расскажу родителям. Все, что происходит в школе, там и останется.

Но если вы думаете, что пороть меня перестали, вы ошибаетесь. На моей коже есть шрамы не только от раскаленной вилки.

* * *

– Господи… – не сдержался Валентин Игоревич. – Простите. Но в голове не укладывается, насколько люди могут быть жестокими по отношению к своим детям.

– Да, жестокости в моем тогдашнем мире хватило бы на многих, а досталось мне. – Лина тряхнула головой.

– Вы молодец, Лина. Правда, молодец. Немногие справляются с таким настолько успешно. Люди часто ломаются психологически, не видят иного способа жить. Им просто необходимо либо быть жертвой, либо подавлять всех вокруг себя. У вас получилось найти свой путь.

– И все-таки я ударила Славика. Я хотела, чтобы ему было больно.

– Знаете, я не одобряю насилие как таковое, однако есть ситуации, когда без этого просто не обойтись. Возможно, это была ваша защитная реакция на выпад со стороны вашего партнера? Попробуйте сесть и, как взрослые люди, обсудить произошедшее.

* * *

– Это твой психолог, – Славик показал в воздухе кавычки, – посоветовал? Че тут обсуждать? У тебя скоро месячные, вот ты и поехала.

– Я «поехала», как ты выражаешься, потому что ты наговорил кучу гадостей.

Лина пришла домой спокойной, готовой простить Славику его грубость. Она даже купила по дороге его любимые эклеры с вареной сгущенкой. Он милый, действительно милый. У него бывают смешные шутки.

И вот почти с порога они снова ссорятся.

– А что я должен думать?

– Что твоей женщине хочется стать самой собой.

– О! – протянул Славик, закатывая глаза. – Вот теперь все понятно! Теперь-то все точно понятно.

– Что тебе понятно?

– Что ты стареешь! Тебя потянуло на саморазвитие, на разборки с собой, на вот такие идиотские ниочемные разговоры. Бла-бла-бла, я хочу стать лучшей версией себя. Мне нужно думать о том, что я на самом деле хочу от жизни. И всякая такая ересь, которую тоннами пишут в интернете. Только тупицы ведутся на этот лохотрон!

Лина не знала что ответить. Она смотрела на мужчину, с которым делила дом, постель и, как ей казалось, жизнь, и не узнавала его. Слова больно ранили, звоном отзываясь внутри. И им начинал вторить внутренний голос, который Журавлева периодически затыкала.

– Значит, я стареющая тупица? – переспросила она.

– Алло, мать! – Славик помахал перед ее лицом ладонью. – Тебе далеко за тридцатник. Ты, что ли, молодеешь? Еще год-другой – и все, можно списывать.

– Пошел вон, – тихо сказала Лина, глядя на пол.

– Чего? – опешил Славик.

– Пошел вон из моей квартиры, – повторила женщина.

С полминуты мужчина не двигался. Он смотрел на Лину и переваривал услышанное. Потом встал, навис над ней:

– Ты серьезно?

Лина подняла на него взгляд. Ей снова захотелось его ударить.

– Ну-ну, – грозно сказал Славик, отправляясь в комнату.

Было слышно, как он открыл шкаф, швырнул на кровать свою сумку. Вот скрежещут по стойке металлические вешалки-плечики. Что-то невнятно бубнит Славик. Он прошел в ванную и вышел, неся свои вещи. С шумом захлопнул ноутбук. Зашуршали молнии на сумке и кофре.

Лина сидела и краем сознания отмечала все эти звуки. Ее жизнь менялась. Менялась ли так, как она хотела, или менялась так, что после только катастрофа?

Славик в прихожей. Задрал ногу на обувную полку и натягивает кроссовки. «Как же это бесит», – отвлеченно подумала Лина.

– Ты останешься никому не нужной старухой! Одинокой сумасшедшей бабкой. Потому что, кроме меня, никто тебя терпеть не будет! Идиотка! – сказал Славик, подхватил вещи и на прощание хлопнул дверью.

Она осталась одна. В своей маленькой квартире в большом городе. Лина заплакала.

Глава 5

Операция по задержанию прошла отлично. Ребята сработали хорошо, почти не повредив подозреваемого. Его отпечатки пальцев совпали с отпечатками пальцев, снятых в квартире убитой Лопатиной. Роднянский последним разговаривал с убитой по телефону. Он требовал с нее денег явно за наркотики.

И он молчал. Ничего, кроме этих косвенных улик, у них на него не было. Пустота. Это понимал Парфенов. Это понимал следователь Копылов. Это понимал сам Роднянский с подсказки своего адвоката, которого ему кто-то прислал.

Допросы проходили впустую, задержанный ни в чем не сознавался. Но алиби на день убийства у него не было. По крайней мере, о нем он тоже молчал.

– Зачем вы пришли на встречу с Мариной Иванцовой, если вам нечего скрывать? – спрашивал майор Парфенов.

– Прошу отметить, что сама эта встреча была полностью полицейской провокацией, – вставил адвокат, присутствующий на допросе.

– Ваш клиент будет отвечать на вопрос? Почему он согласился заплатить?

– Вы нашли у него деньги при задержании? Нет. Валерий Алексеевич никому ничего не собирался платить. Его появление на стройке было продиктовано любопытством. А за любопытство статьи в Уголовном кодексе нет.

– У него при задержании изъяли нож.

– Изъяли, – кивнул адвокат. – Но длина лезвия не больше десяти сантиметров. Да и не в полном смысле это нож. Скорее мультитул, там и отвертка, и штопор, и ножнички. Очень