иногда крупными неприятностями и довольно безобразными, скандальными сценами, о которых он не любил вспоминать и тем более говорить. Но, по его мнению, дело заслуживало того, игра стоила свеч, результат оправдывал затраченные усилия и риск. А результатом было удовольствие, многократно увеличенное, помноженное, усиленное и обострённое постоянным ощущением опасности и драйва, сопровождавшим его бесчисленные, нескончаемые, следовавшие одно за другим и зачастую наслаивавшиеся друг на друга увлечения, связи и интрижки, никогда не переходившие в серьёзные и глубокие чувства, от которых он бежал как чёрт от ладана. Кроме того, тянувшийся за ним длинный шлейф кратковременных, но бурных романов и вереница разбитых женских сердец придавали ему ещё больше уверенности в себе, значительно повышали его самооценку и, что было немаловажно для него, органично вписывались в созданный им и настойчиво воплощавшийся им в жизнь образ успешного, энергичного, деятельного человека, идущего по жизни легко, бодро и весело, добившегося в ней всего и не отягощающего себя переживаниями и сожалениями о содеянном. А женщины, причём, естественно, красивые, яркие и неотразимые, были, в его представлении, непременным атрибутом успеха, богатства и власти.

Вот почему даже здесь, в обители мёртвых, в месте, вроде бы совсем не предназначенном для романтических свиданий, он не смог пройти мимо загадочной одинокой красотки, именно загадочность которой, не менее чем её красота, притягивала и возбуждала его. Он глядел и никак не мог наглядеться на её обращённое к нему в профиль прекрасное лицо с мягкими, едва уловимыми, как будто ускользающими чертами и нежной, полупрозрачной кожей, которое нисколько не портили его неподвижность, бледность, почти бесплотность. Напротив, они придавали её облику ещё большую таинственность, отчуждённость, нездешность. Она была словно гостья из другого, неведомого мира, знающая что-то такое, чего не знает никто больше, и не спешащая делиться этим своим знанием, запрятавшая его глубоко в себе. Своими огромными, широко распахнутыми, устремлёнными в одну точку глазами, опушёнными длинными, загнутыми кверху ресницами, она будто созерцала что-то сокровенное, потаённое, недоступное чужим взорам и была настолько увлечена и поглощена увиденным, что полностью ушла в себя, отстранилась от окружающего и не замечала ничего и никого вокруг. В том числе и своего непрошеного соседа, сверлившего её упорным, азартно и плотоядно загоревшимся взглядом, появлявшимся у Сергея всякий раз, когда он чуял и выслеживал добычу.

Но азартом и вожделением его взор горел недолго. Как ни обворожительна была незнакомка, как ни манил и ни будил его воображение её замкнутый, сосредоточенный вид, как ни мрачна и необычна, но при этом по-своему притягательна была окружавшая их атмосфера, для него становилось всё более очевидным, что его первоначальное предположение верно: девушка, вероятнее всего, была слепа и глуха. В противном случае трудно было объяснить её совершенное безразличие, полнейшее отсутствие малейших реакций, упрямое безмолвие и отрешённый, устремлённый в никуда взгляд. Не могла же она в самом деле не обратить внимания на его приход, не заметить его присутствия, не услышать его слов! Она напоминала не живого человека, а скорее холодную равнодушную статую, немного смахивавшую на те, что увенчивали некоторые соседние надгробия. От неё даже слегка веяло холодком, как от самого настоящего мраморного изваяния. Так, по крайней мере, показалось Сергею после того, как он несколько минут посидел рядом с ней. Он невольно поёжился и хотел было немного отодвинуться от неё, однако двигаться было некуда: он и так сидел на самом краю скамейки.

И тогда, окончательно уверившись, что девушка «порченая», и поняв, что дело не выгорит и его дальнейшее пребывание тут лишено всякого смысла, он, помявшись на месте ещё несколько секунд, будто не решаясь расстаться с вспыхнувшей в нём ненадолго мечтой, шумно выдохнул, передёрнул плечами и, метнув на свою обольстительную, но по-прежнему бесстрастную, холодную как лёд соседку разочарованный и сожалеющий взгляд, встал и двинулся к выходу. Но едва лишь он достиг калитки и коснулся её рукой, как услышал за своей спиной тихий, замирающий, лёгкий, как шелест, голос:

– Куда же ты? Не уходи… Останься.

V

Удар грома, наверное, не поразил бы Сергея больше, чем этот мягкий, приглушённый голос, почти шёпот, раздавшийся позади него. Ведь он уже совершенно уверился, что прекрасная незнакомка глухонемая и никакой контакт с ней невозможен. И вдруг на тебе! Оказывается, она всё отлично слышит, говорит и, судя по её брошенной ему вслед реплике, сама не прочь пообщаться и, возможно, свести с ним знакомство. Только к чему же была эта затянувшаяся пауза? Почему она сразу не откликнулась на его приветствие? И так долго делала вид, что не видит его в упор? Или, может быть, это такая женская хитрость, имеющая целью пробудить в нём интерес и разжечь его нетерпение?

Он обернулся. И встретил взгляд её огромных лучезарных глаз, наконец-то обращённый на него. Внимательный, зоркий, изучающий, казалось, пронзающий его насквозь, читающий его мысли, распознающий и угадывающий его намерения. Взгляд, от которого ему стало немного не по себе, заставивший его ощутить совсем не характерные для него неловкость, смущение, нерешительность. Ему подумалось, что, пожалуй, ещё ни одна девушка так на него не смотрела. И не перед одной из них он не испытывал то, что испытывал сейчас, не был обуреваем такими смутными, трудноуловимыми, взаимоисключающими чувствами, в которых он не в силах был разобраться и дать себе отчёт. Тут были и недоумение, и любопытство, и увлечение, и настороженность, и опасение, и неизжитый, то затухавший, то снова вспыхивавший страх перед чем-то, чего он даже не мог толком объяснить себе. «Колдунья, может, какая?», – подумал он, неотрывно, как заворожённый, глядя на неизвестную и уже не обращая внимания на то, что это предположение находится в разительном противоречии с тем, во что он так страстно и убеждённо верил, что составляло его жизненное кредо. Однако точно какие-то враждебные сверхъестественные силы, которых он не признавал и знать не желал, ополчились этой ночью на самые основы его миросозерцания и задались целью разнести его в пух и прах.

– Ну, чего стоишь-то? Садись, – непринуждённо и невозмутимо, будто старому знакомому, сказала ему девушка и указала на место рядом с собой, туда, где он только что сидел.

Сергей не заставил просить себя дважды. Послушно, как загипнотизированный, он сел на прежнее место и немедленно опять уставился на свою соседку, от которой не в состоянии был отвести взгляд даже на мгновение.

Он надеялся, что она, внезапно заговорив и пригласив его присесть, сама продолжит разговор. Но незнакомка молчала и лишь искоса, с неуловимым выражением поглядывала на него, возможно