Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, действительно.
— Не могли бы вы объяснить мне его содержание?
— Разумеется. — Если сэр Элфрид действительно хотел поподробнее узнать о гербе, Элисса была только рада дать ему объяснения. — Герб разделен на четыре квадратных поля. В первом изображен лев, подобный льву на гербе Ричарда Львиное Сердце.
— «Кер де Лион», — пробормотал по-французски сэр Элфрид.
— Предположительно, нашим давним предком был один из тех пэров, которые последовали за Ричардом в Святую землю во время третьего крестового похода, чтобы осуществить клятву этого короля и освободить Иерусалим.
— Удивительно!
— Во втором квадрате изображен белый цветок, ныне не существующий в природе; в третьем — перевитый цветами крест, а в четвертом — наш фамильный девиз «Vincit omnia veritas».
— Истина всегда победит, — перевел веселый женский голос, раздавшийся за ее спиной.
Оба обернулись. Позади стояла леди Чабб. Одетая в модное шелковое лиловое платье — цвет, который придавал фиолетовый оттенок ее темным глазам и оттенялся роскошными каштановыми волосами — она выглядела изумительно.
Леди Чабб приятно улыбнулась, однако улыбка не тронула ее глаз.
— Вы верите, что истина всегда побеждает, леди Элисса?
— Да, верю.
Элисса почувствовала, что в этом вопросе прозвучало нечто более значительное, чем просто праздное любопытство; ей только не хватало опыта, чтобы понять, что именно это было.
Леди Кэролайн Чабб просунула узкую гибкую руку под локоть сэра Элфрида и притянула его к себе.
— Мне необходимо на несколько минут похитить у вас моего мужа. Похоже, доктор Симт хотел бы задать сэру Элфриду несколько вопросов на тему истории.
— Пожалуйста, — вежливо ответила Элисса. Обнаружив, что осталась одна, она повернулась и взглянула на панно над камином. Как жаль, что ее любимую картину Каналетто повесили в кабинете! На ней был изображен вид Венеции — палаццо, каналы, гондолы, гондольеры и венецианцы.
— Фунт за ваши мысли, — прозвучал рядом знакомый мужской голос.
Майлс Сент-Олдфорд остановился около Элиссы с бокалом бренди в руке.
— Целый фунт, милорд? Мне казалось, обычно говорят «пенни».
— Что поделать, инфляция!
Она состроила гримасу.
— Откровенно говоря, не верится, что мои мысли достойны хотя бы пенни.
— Берусь судить об этом.
— Я размышляла о Каналетто. — Элисса указала на картину.
— А!
— И это привело меня к мыслям о Гете, — продолжала она.
Он нахмурился.
— Как это вам удалось от итальянского живописца перейти к немецкому поэту?
— Моя любимая картина Каналетто «Венеция. Палаццо, гондола и вид с моста» висит в кабинете, напротив моего стола, — попыталась объяснить Элисса. — Поэтому я задумалась о Венеции, и это привело меня к размышлениям о двух книгах совершенно различного характера, но одного и того же автора — «Венецианские эпиграммы» и «Итальянское путешествие»…
— Иоганна Вольфганга фон Гете, — заключил он.
Она захлопала в ладоши.
— Вот именно. Видите — от Каналетто прямо к Гете.
— Думаю, я начинаю понимать… — заявил маркиз с многозначительным видом.
— Что вы начинаете понимать, милорд?
— То, как вы мыслите, миледи. — Улыбка открыла ослепительно-белую полоску зубов.
— Спасибо вам за то, что вы развлекали нас чудесными историями за ужином. — Элисса поспешила сменить тему.
— Не стоит благодарности. Это самое меньшее, чем я мог отплатить вам за три моих излюбленных блюда.
— А это было меньшее, что могли сделать для вас мы. Часто я обнаруживаю, что совершенно не представляю, как вести себя в той или иной ситуации. — Она еле слышно вздохнула.
— Вы кажетесь мне очень начитанной особой.
— Если разговор идет о книгах по истории или о моем саду — да, какое-то время я способна поддерживать его. Но я никогда не сумею быть такой остроумной и блистательной, как леди Чабб, — оба взглянули на сборище возле дивана в стиле Луи XIV.
Кэролайн Чабб и ее дочь, Шармел, с достоинством принимали ухаживания. Все присутствующие мужчины толпились поблизости, ловя каждое слово из уст этих двух леди, столь похожих внешне: темные волосы, классические черты лица, чудесные фигуры, только у матери были бархатисто-синие глаза, а у дочери — изумрудно-зеленые.
— Значит, и вы хотите, чтобы джентльмены увивались вокруг вас? — холодно спросил Майлс, поднося к губам бокал с бренди.
— Нет.
Он взглянул поверх хрустального бокала прямо ей в глаза.
— Тогда чего же вы хотите?
Элисса не была уверена, что правильно поняла его вопрос.
— Вы имеете в виду — от джентльменов?
— Или от какого-то определенного джентльмена. Она смутилась, не желая отделываться шуткой.
— Мне понравился бы мужчина, который смог бы с уважением относиться к моим мыслям, — наконец осторожно призналась она.
Казалось, Майлс Сент-Олдфорд поперхнулся своим бренди.
— С вами все в порядке, милорд?
— Да, — он прокашлялся. — Продолжайте.
— Мне понравился бы мужчина, который умел бы находить радость в музыке, литературе, природе.
— И садоводстве?
— Да, конечно, и в садоводстве.
— Полагаю, что это еще не все, — сказал он, как будто прочитав ее мысли.
«Надо ли признаваться ему? Почему бы и нет? Это совсем не секрет».
— Мне всегда хотелось путешествовать, милорд, — смело заявила Элисса.
— Путешествовать?
— Я хочу повидать мир. Понимаю, что это звучит глупо, даже по-детски, особенно для вас — ведь вы побывали всюду, видели все, все изведали, но я-то нигде не была, ничего не видела и не испытала, — просто призналась она.
Это было действительно так. Элисса не уезжала на север дальше Эдинбурга, на восток — дальше Лондона и на юг — дальше острова Уайт.
— Почему же вы не путешествовали вместе с родителями? — Майлс поставил бокал на столик у камина.
— У них на этот счет было свое мнение, — объяснила она.
— Какое?
— До женитьбы отец много путешествовал, а мама, которая была на несколько лет моложе, нигде не бывала. После свадьбы они стали путешествовать вместе, и под ее влиянием отец как бы заново увидел те места, где уже побывал прежде. На мгновение Элиссе почти послышались голоса родителей, переполненные любовью, которую они питали друг к другу. Она прижала руку к своему черному платью там, где под ним билось сердце. — Этого они хотели и для меня: чтобы я открывала мир с мужем, а он видел его, как в первый раз.