— Я сама об этом только недавно узнала, — добавила Холли, словно прочитав его мысли.

Дорис напомнила девочке, что перед школой обязательно нужно почистить зубы, и повела ее в ванную. Из спальни доносился голос Бекки. Она говорила по телефону со своим отцом. Билл взглянул на часы. В Шанхае — время утреннего завтрака, а в Англии около полуночи.

Бекка звонила отцу почти ежедневно. Когда Билл слышал, как жена произносит: «Привет, папуля», его охватывало жгучее чувство вины. Он своему старику отсюда еще ни разу не позвонил.

«Может, все-таки позвонить ему?» — думал Билл и, как правило, тут же прогонял эту мысль.

Ну, позвонит он, а дальше? Им будет не о чем говорить. Перебросятся незначащими фразами или того хуже — поцапаются из-за какой-нибудь ерунды. И оба сердито швырнут трубку, понимая, что расстояние ничего не изменило.

Когда была жива мать, все шло по-другому. Тогда у них была настоящая семья. Но вот уже пятнадцать лет, как нет матери и семьи тоже нет. Билл с отцом отчаянно старались сохранить родственные отношения, однако оба знали, что все равно дело кончится крахом. Двое мужчин — это не семья. Их двоих недостаточно, нужен связующий центр. А центр исчез. Осталось лишь множество острых углов. Избыток тестостерона, приводящего к нескончаемым стычкам. Споры вспыхивали по любому поводу, порой совершенно ничтожному. А потом Билл поступил в университет и переселился в студенческое общежитие. По выходным и на каникулах он работал, чтобы оплачивать свою учебу. Работа была вполне уважительной причиной, позволявшей не показываться дома. Биллу становилось грустно, когда он думал об этом. Но лучше грусть, чем ссора через пятнадцать минут после его появления в родном доме.

«А может, пригласить старика сюда? — подумал Билл, глядя, как лимузин Тигра медленно въезжает во двор и останавливается сразу за „девятьсот одиннадцатым“. — Пусть приезжает. Я показал бы ему все здешние достопримечательности. И Холли он давно не видел. Это со мной он цапается, а во внучке души не чает. Вдруг удастся залатать трещину?»

Билл покидал родительский дом с мыслью, что его семейная жизнь кончилась навсегда. Убеждение держалось долго — вплоть до того дня, когда он встретил Бекку. Это она заставила его поверить, что еще не все потеряно и можно построить другую семью. Билл влюбился в Бекку в первый же вечер. Тогда он действительно поверил в возможность начать жизнь сначала.

Холли с амой вернулись в гостиную. В руках дочери по-прежнему была миниатюрная вселенная с планетами и звездами. Билл улыбнулся и встал на колени, чтобы получше рассмотреть хитроумное произведение собственного ребенка.

«Это и есть любовь, — подумал он, краем уха улавливая мягкий шелест отъезжающего „порше“. — Шанс начать все заново».

Закадычная дружба Бекки с Элис Грин завязалась в одиннадцатилетнем возрасте и продолжалась почти пять лет. То была горячечная, всепоглощающая дружба школьного детства, когда, кроме лучшей подруги, тебе никто не нужен. Зато с ней можно делиться самыми сокровенными тайнами. И кому, как не подруге, ты доверишь проколоть себе уши?

Элис проколола Бекке уши обычной иглой, предварительно прокалив ее в пламени свечи. Было много крови, но они все равно смеялись. Они тогда много смеялись, в том числе и над грядущей взрослой жизнью. Но в их дружбе с Элис всегда была какая-то червоточина.

Они познакомились и подружились в школе-интернате. Заведение это располагалось в мрачном, готического вида здании, похожем на волшебный замок. Его окружали лесистые холмы графства Бакингемшир, также добавлявшие в их существование толику сказочности. Когда дружба Бекки с Элис только начиналась, они одинаково одевались, носили одинаковые прически и обе мечтали стать журналистками. Им было приятно, когда сверстницы и учителя называли их сестрами-близнецами. Однако уже тогда за внешним сходством проступали кое-какие противоречия.

Несмотря на вроде бы приличные заработки отца, Бекка не смогла бы учиться в этом привилегированном интернате без специальной государственной дотации. А семья Элис владела сетью ресторанов в самых бойких местах Сингапура, и девочка относилась к деньгам с легкой небрежностью, какая бывает у тех, кто с ранних лет привыкает тратить незаработанные деньги.

В ту пору Бекка не особо задумывалась о финансовом неравенстве. Она с благодарностью принимала щедрость Элис, точнее, родителей ее подруги: веселые прогулки по магазинам Гонконга, где Элис творила чудеса с помощью кредитной карточки, полеты первым классом в Сингапур во время долгих летних каникул. Элис фамильярно называла этот город Синджи, и к своим двенадцати годам Бекка тоже привыкла так его называть.

«А не прошвырнуться ли нам в Синджи, Бекки?» — обычно спрашивала Элис, и они весело хохотали.

Когда Бекка узнала, что Элис сейчас тоже в Шанхае и работает независимой журналисткой, она обрадовалась, как девчонка.

Элис приехала к ним вечером, в то время, когда Бекка обычно купала и укладывала спать Холли. Они обнялись, и пятнадцати лет как не бывало.

Они вместе выкупали Холли, с первых же минут очарованную «тетей Элис». Та наговорила ей кучу комплиментов. Бекка чувствовала, что это не просто вежливая болтовня, и радовалась возобновлению их дружбы. Более того, сейчас, когда у нее появились тылы — семья, прекрасная квартира и такие же прекрасные перспективы на будущее, — Бекка держалась увереннее. Пусть с запозданием, но она тоже входит в мир, в котором Элис жила с рождения.

Уложив Холли, они перешли на кухню. Элис встала у окна, разглядывая двор. Бекка извлекла из холодильника бутылку вина, взяла пару бокалов и присоединилась к своей вновь обретенной подруге.

— Так ты забросила журналистику? — небрежным тоном спросила Элис.

Вопрос как вопрос. Бекка и сама не понимала, почему он ее задел.

— Пришлось. Сейчас я, в основном, занимаюсь Холли.

Бекка начала рассказывать о том, как у дочери вдруг обнаружили астму. Элис сочувственно кивала, однако Бекка быстро прекратила рассказ и стала разливать вино. Ей вдруг показалось, что она оправдывается. С какой стати?

— Мне и дома дел хватает, — промолвила Бекка и вновь одернула себя: «Ты еще извиняться начни за то, что оставила работу!»

Она решила переменить тему.

— А что тебя привело в Шанхай? Я думала, ты выберешь Гонконг или тот же Синджи.

Элис поморщилась, и Бекка сразу увидела в ней ту девчонку, какой Элис была в свои одиннадцать, двенадцать, тринадцать лет… Избалованная, щедрая. Тогда Бекке казалось, что Элис просто невозможно не любить.

— Это только название красивое: независимая журналистка, — вздохнула Элис.

Они чокнулись, пожелав друг друга здоровья.

— Независимая ты или нет, но изволь выдавать то, чего жаждет публика. А она нынче жаждет рассказов о «китайской мечте» и «китайском чуде». Разверни любую газету. «Китай преобразует мир». «Три миллиарда новых капиталистов». «Великий Китай охвачен золотой лихорадкой». Меня тошнит от одних только заголовков. — Элис повернулась к окну. — Западные издания требуют сказок о чудесах. По-моему, больше всего они страшатся, что массовый читатель вдруг узнает, что в Шанхае далеко не все попивают банановый дайкири в дорогущих ресторанах Бунда.