Это случилось в то далёкое уже время, когда Марина вела здоровый образ жизни, не курила, занималась беговыми лыжами зимой и китайским велосипедом летом; когда у неё был помешанный на всём этом бой-френд, которого её мама сразу после знакомства окрестила физруком. На самом деле того звали Олег (или Олежек), и он работал охранником в банке.

Идею пойти в лыжный поход на Выгозеро в новогодние каникулы подкинул кто-то из его перекачанных друзей. Разумеется, Олежек остался от этой идеи в восторге, о чём и сообщил Марине.

– Ведь это же лучше, чем Австрия! – сказал он с таким энтузиазмом в голосе, что Марина и сама на секунду поверила, что Выгозеро действительно лучше, чем Австрия.

Плестись рядом с тихоходной Мариной Олежек, разумеется, не стал (понимаешь, Марин, категорийный поход) и усвистел вперёд. То же сделали и остальные, и очень скоро Марина осталась одна, если не считать красотищи вокруг, которую можно черпать экскаватором.

За два часа Марина, так и не сумев ответить на вопрос: «какого чёрта она сюда припёрлась?», отстала настолько, что перестала даже слышать тех, кто ушёл вперёд.

«Одна, – подумала она, – совсем».

Вслед за мыслью пришёл страх.

«Интересно, есть ли здесь медведи?» – подумала Марина обречённо.

– Нет, медведей тут давно нет, – услышала она голос справа сзади и испугалась ещё больше.

Сделав над собой усилие, Марина повернула голову на звук и увидела высокого мужчину в вязаном норвежском свитере и полосатой шапочке, который легко катился параллельно Марине по целине.

«Говорю сама с собой, – подумала Марина, – совсем уже из ума выжила, старая…»

– Извините, что напугал, – сказал мужчина. – Меня зовут Димон.

– Марина, – ответила Марина на выдохе, отметив про себя, что слово «Димон» произнесено более чем странно – с ударением на «и», – и ещё, что на её попутчике старорежимные лыжные ботинки.

Улыбка в тридцать шесть зубов сделала его образ ещё более странным.

– Отличная сегодня погода для лыжной прогулки, как вы считаете?

Марине уже катастрофически не хватало воздуха, но она всё-таки произнесла:

– Вы можете меня обогнать… я всё равно… не могу быстрее…

– Если вы не против, я могу составить вам компанию, – бодро сообщил незваный попутчик, – вдвоём-то веселее!

«Весело, аж обхохочешься», – подумала Марина и попыталась прибавить ходу, но у неё не особенно хорошо получилось.

– Знаете, тут недалеко есть одно место с потрясающим видом, – не унимался попутчик, – можно прямо здесь свернуть, а потом я покажу, где срезать, и мы придём раньше всех, а?

Сие предложение вызвало у Марины горькую усмешку.

«Если бы ты знал, сколько раз вот так, или почти так меня пытались склеить всякие хмыри, вроде тебя!» – хотела сказать Марина, но не успела: странноватый попутчик её опередил.

– Вы только не подумайте, что я вас кадрю! При живом-то муже, это не в моих правилах!

– Он мне не муж, – вырвалось у Марины, – по крайней мере, пока…

– Пока, что?

– Просто, пока не муж, – теряя остатки терпения и воздуха, проговорила Марина.

– У-у-у-у, да вы совсем выдохлись! – развеселился попутчик. – Вас пора брать на буксир!

С этими словами он легко выкатился на лыжню впереди Марины и протянул ей одну палку рукояткой вперёд. Марина впервые видела такой экзотический вид буксировки.

«Ну, попробуй», – подумала она, хватаясь обеими руками за обмотанный чёрной изолентой конец палки.

– Держитесь! – крикнул мужчина и стал плавно разгоняться.

Марина чувствовала, как растёт тянущая её сила. Через минуту или две она уже ехала быстрее, чем когда-либо в жизни ездила на лыжах. Даже с горки. Будто зацепилась палкой за автобус, а не за странного мужика в советских лыжных ботинках.

Неожиданно «локомотив» резко взял вправо и рванул между заваленных снегом ёлок. Марина не успела испугаться. Поворот вышел резким, но она легко удержала равновесие.

Теперь они неслись по целине, но Маринины лыжи почти не проваливались в снег, а лишь слегка касались верхней корочки.

– Больше скорость – меньше ям! – заорал «локомотив», что вызвало у Марины приступ нервного хохота.

Ей стало страшно, но чувство, наполнившее её к тому моменту под завязку, нельзя назвать просто страхом – оно было многоэтажным и, если так можно сказать, многоподъездным; в нём умещались, кроме, собственно, страха, отчаяние, восторг, женское любопытство и ещё много чего, что Марина разучилась чувствовать ещё до того, как ей начали сниться мальчики.

Чувство достигло кульминации, когда «локомотив» резко повернул налево, как делают горнолыжники, когда хотят сбросить скорость, и отцепился.

Вооружённая тремя палками Марина прокатилась по инерции ещё метров пятнадцать и остановилась на самом краю небольшого обрыва, с которого открывался не просто красивый вид, а вид, которому ещё не придумано эквивалентного цензурного прилагательного.

– Твою мать… – вырвалось у Марины.

Созерцание заняло неоправданно много времени. Сначала Марина хотела сцапать всю открывшуюся ей красоту целиком, но вовремя поняв, что это невозможно, начала поглощать по кусочкам, откусывая по чуть-чуть, то справа, то слева, то с середины.

Всё это время локомотив-Димон стоял рядом. Марине он казался невидим, но она ощущала его присутствие.

Незаметно начало темнеть. Марина поняла это, когда перестал чётко просматриваться задний план «картины».

– Темнеет, – услышала она голос сзади.

– Темнеет, – повторила Марина.

Хозяин голоса подкатился к ней справа и протянул руку. Марина не поняла его жеста и посмотрела в него зеленоватые глаза вопросительно.

– Давайте палку, – улыбнулся он, – ехать пора.

Когда они добрались до лагеря, то есть до сельского клуба, где предстояло ночевать, по ощущениям пришла ночь. В окнах горел уютный свет, изнутри слышался смех и негромкие матюги. Марина вдруг поняла, что замёрзла, проголодалась, и невероятно хочет в туалет.

– Вот и прибыли, – из темноты подал голос Димон.

Марина по-подростковому глуповато хихикнула в ответ. Димон, кажется, не обратил на это никакого внимания, хотя с уверенностью говорить трудно, поскольку Марина видела только его контур и поблёскивающие в свете окон глаза.

– Ну, теперь-то вы знаете, какого чёрта сюда попёрлись? – спросил он.

Марина открыла рот, чтобы ответить, но облечь в слова мысль, которая в тот момент залетела в голову, оказалось непросто, поэтому она снова хихикнула, на этот раз, кажется, ещё глупее.