Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступила тишина — сотни ушей прислушивались к происходящему.
Пассажиры в спешке покинули поезд и ошеломленно смотрели на переднюю часть состава, сошедшую с рельс.
Возмущение пассажиров нарастало. Накопившись до критической массы, оно хлынуло через край, обрушившись на весь обслуживающий персонала поезда — и не важно, причастен сотрудник к происшествию, или нет: пока на его форме был фирменный логотип компании, он был виновен.
После всех заверений в том, что причиненный ущерб будет возмещен, а виновные наказаны, рассерженные пассажиры разошлись по вагонам, где продолжили бурно обсуждать произошедшее.
— Отец хочет, чтобы я стал военным, как он.
Они прогуливались по перрону, дожидаясь отправления поезда.
— А чего хочешь ты? — спросил Френсис.
— Все, что угодно, только не это. Это ведь ужасно — постоянно жить в разъездах, не имея возможности завести друзей. Проводить в дороге по несколько месяцев в году и покидать поезд, думая лишь о том, что через недолгое время тебе вновь придется вернуться в него.
— Ты обсуждал это с родителями?
— Они не поймут. Отец уж точно. А мама не станет ему перечить. Для нее самое главное — чтобы мы были вместе. Но мне от этого не легче. Иногда мне хочется сойти с поезда на какой-нибудь остановке и затеряться в городе. Начать новую жизнь и никогда не возвращаться обратно.
Билли опустил голову. Его щеки пылали.
Глубокой ночью поезд двинулся дальше. Машинист нагонял потерянное время, стремительно несясь вперед. Ресторан снова открылся, а потому в купе остались лишь Френсис и Билли. Ночник над кроватью освещал лист бумаги, на котором рисовал Билли под шорох страниц книги Френсиса.
Мерный стук колес по рельсам напоминал звук волн, лениво бьющихся о скалы.
Френсис разбудил Билли, легонько похлопав по плечу. За окном брезжил рассвет.
— Который час?
— Шесть утра.
— Еще очень рано.
— Сейчас лучшее время.
Они на цыпочках прокрались в тамбур.
Спустившись с перрона, Френсис и Билли направились к возвышенности.
— А мы успеем обратно? — спросил Билли.
— Конечно. А теперь смотри, — ответил Френсис и указал рукой на багряное солнце над городом. Алые лучи отражались в гладкой поверхности раскинувшегося озера. По водной глади прошла волнистая рябь, как будто в поле вспыхнул пожар. В глазах восхищенного Билли заплясали языки пламени.
Они опустились на землю, поджав под себя ноги. Солнце заливало светом не только озеро, но и холм, согревая кроны деревьев.
В воздухе пахло весной — свежестью молодой зелени и ароматом распустившихся цветов.
Яйцо аккуратно растеклось по раскаленной сковороде. Смазанная кусочком масла, она источала аппетитный аромат. Сделав огонь сильнее, повар добавил щепотку соли и накрыл сковороду прозрачной крышкой. В этом деле главное — время. Если выдержать идеальное соотношение между румяной корочкой, едва покрывающей яйцо, и полной готовностью, когда все уже пропеклось и яичный белок потемнел, можно добиться изумительной сочности.
В воздухе витал аромат перца, соли и прованских трав.
Повар погасил огонь и переложил яичницу на белые тарелки.
Официант направился к столику.
— Я поговорю с отцом, как только мы приедем в город, — начал Билли. — Скажу ему, что не хочу становиться таким, как он.
— А чего ты хочешь?
— Рисовать.
Аромат яичницы защекотал ноздри Билли и возбудил в нем зверский аппетит. Заиграл оркестр из столовых приборов. По тарелке растекся желток.
— Знаешь, что отличает хорошего художника от любителя? — спросил Френсис, отправляя кусок яичницы в рот и запивая его большим глотком горячего кофе.
— Мастерство?
— Хорошего художника отличает восприятие. Школа художественного мастерства позволит достичь необходимого уровня, чтобы считаться профессионалом, но художником, в полном смысле этого слова, ты все еще не станешь. Поэтому важно не то, как ты рисуешь, а что рисуешь. Мысль, переданная мазком кисти, и есть наследие, оставленное будущим поколениям. Это возможно благодаря уникальному восприятию. А у тебя оно, несомненно, есть.
В вагон-ресторан вошли родители Билли. Отец грузно шагал за идущей легкой походкой матерью.
— А мы все думаем, где ты? — сказала мама, увидев сына.
Родители с шумом задвинули кресла. Отец поднял руку, подзывая официанта. Дождавшись меню, он молча ткнул пальцем на жаркое, телятину под соусом, отбивную и гарнир из пюре с зеленью. Мама молча согласилась.
— Вы сегодня рано проснулись, — сказал Билли.
— Из-за вчерашней аварии нам пришлось пропустить ужин, — мама рассмеялась и посмотрела на мужа в поисках одобрения. Он же глядел на свои наручные часы. У него было стойкое ощущение, что заказ задерживается.
— Билли, я заметил у тебя какие-то картинки, — сухо произнес отец. Он не задавал вопросов, но его утверждения никогда не оставались без ответа. Его взгляд был прикован к стрелке циферблата.
— Эти картинки… Это…
— Пустая трата времени, — закончил отец.
Принесли заказ. Отец разочарованно вздохнул — то ли из-за ответа сына, то ли из-за того, что завтрак принесли вовремя. Как бы то ни было, он принялся за еду с неутомимым аппетитом, который бывает у тех, кто обгладывает кости и не оставляет на столе ни крошки. Билли допил кофе и отставил в сторону чашку. Его взгляд уперся в край стола.
— Мне нравятся рисунки вашего сына, — начал Френсис, когда отец приступил к отбивной. — В них есть характер.
— Только в них и есть, — сказал отец, отставляя тарелку в сторону. Мама виновато посмотрела на всех, но не решилась ничего добавить.
Унесли пустые тарелки.
Первым поднялся Френсис. Оплатив счет, он раскланялся и покинул вагон-ресторан.
— Ты все сделал правильно, — начал Френсис, как только они остались наедине.
— Я знал, что так будет, — ответил Билли.
— Тем не менее, ты все сделал правильно, — продолжил Френсис, когда они подходили к купе.
Родители вернулись через пару часов. Все рисунки были убраны.
Проводница подошла к маршрутному листу и отметила крестиком название станции. До конечной станции оставалось несколько остановок. Атмосфера в поезде изменилась. Она это чувствовала. Всегда чувствовала.
Стал тише гул голосов, некогда заполнявших вагон. Большая часть вещей перекочевала в сумки и рюкзаки. Пассажирам не терпелось сойти на перрон и снять с паузы жизнь. При всей своей увлекательности такие поездки утомляли.
Первый шаг в поезде каждый пассажир делал гладковыбритым, пахнущим еловым лосьоном, коротко стриженым и полным сил, а последний — небритым, с отросшими волосами и уставшим взглядом. Но были и те, кто хотел продлить путешествие. Они не стремились сойти на перрон и погрузиться в жизненную рутину. Для них мир поезда еще не исчерпал себя.
Таким виделось завершение поездки Френсису и Билли. Дверь купе отъехала в сторону и
