Встревоженная Нейтье, поскольку теперь до нее доходят последствия, спрашивает: А если женщины решат уйти, она правда больше никогда не увидит своих братьев?

(Здесь я должен пояснить, что в колонии не строго придерживаются общепринятого представления о братьях и сестрах. Мужчины, женщины, мальчики, девочки – все называют друг друга братьями и сестрами, и на самом деле все состоят в довольно близком родстве.)

А кто будет заботиться о наших братьях? – спрашивает Аутье.

Агата Фризен с беспокойством просит женщин снова занять свои места. Важные вопросы, серьезно говорит она. И прежде чем принять окончательное решение, оставаться или уходить, мы должны на них ответить.

Справедливо, говорит Грета. Белые пряди выбились у нее из-под платка, выдыхая, она уголком рта отгоняет ос. Зубы ее все еще лежат на фанере. Она спрашивает: А как насчет подоить и приготовить ужин?

Женщины отвечают на вопрос пустыми взглядами.

Я смеюсь, сам толком не понимаю почему, затем быстро извиняюсь. Вижу, как Мип уснула на руках у Саломеи.

Агата, судя по всему, проявляя высшее милосердие по отношению к юным леди, спрашивает, позволят ли присутствующие покинуть собрание Аутье и Нейтье, чтобы те могли присоединиться к вечернему пению женщин колонии.

Саломея возражает. Эти самые юные леди, Аутье и Нейтье, напоминает она, поставили довольно толковые вопросы о мальчиках и мужчинах. И им следует остаться, дабы принять участие в дебатах по их же вопросам, а самое главное, получить ответы, которые мы на них дадим.

Так оставьте их, во имя любви к Иисусу Навину, Судьям Израилевым и Руфи! – кричит Мариша.

Агата улыбается и раскачивается из стороны в сторону (как всегда, когда ей что-то нравится или она чем-то довольна). Хорошо сказано, говорит она.

Саломея, изображая потрясение, говорит: Не знала, Мариша, что тебе известна очередность книг Библии, поскольку у тебя, кажется, никогда не имелось Вечной Книги.

Грета кладет руку Марише на локоть, не давая ей ответить на шпильку Саломеи, и что-то шепчет, возможно понимая страх Мариши оттого, что Клаас скоро вернется, а ужин не готов.

Аутье и Нейтье, попавшие под перекрестный огонь старших, окаменели, как статуи.

Агата делает глубокий вдох. Дойку и ужин могут легко взять на себя женщины «на земле», говорит она, имея в виду невысказанные женские страхи. А для будущего женщин полезнее остаться сейчас на сеновале и разрешить последние сомнения.

Оуна говорит: Я бы не стала характеризовать будущее наших отношений с мальчиками и мужчинами, которых мы любим, именно как «последние сомнения».

Кажется, произнося эти слова, она посмотрела в мою сторону, но точно не могу сказать. «Моя сторона» там же, где и окно (сразу за мной), грязное, с ползающими мухами, выходящее на мили и мили полей, неба, галактик, а потом бесконечности. Так что, может, и нет.

* * *

Женщины устраиваются для дальнейшей дискуссии. На их лица, на кусок фанеры, предназначенный быть им столом, падают тени. Я заметил несколько мышей – или это одна, особенно энергичная? Аутье и Нейтье, все еще смешно сплетенные воедино, платками отмахиваются от мух.

(Вообще-то в присутствии мужчин платок должны надевать все женщины и девушки старше пятнадцати. До сего дня я ни разу не видел волос Аутье и Нейтье. Они очень мягкие – светлые у Нейтье, с разными оттенками от почти белого до золотистого и русого, и темные у Аутье, с легким медно-каштановым отливом, под цвет ее глаз, а также грив и хвостов Рут и Черил, пугливых лошадей Греты. Стыдно признаться, но я спрашиваю себя: может, в глазах Аутье и Нейтье я недостаточно мужчина или вообще не мужчина, чтобы в моем присутствии покрывать голову?)

Агата снимает обувь и поднимает ноги на кусок дерева, уменьшая мучающее ее скопление жидкости. Она называет это отечностью, причем произносит слово «отечность» с некой гордостью в голосе. (Наверно, точно называя то, от чего страдаешь, получаешь удовлетворение.)

Саломея уложила Мип на лошадиный потник рядом с собой, и ребенок стал центром внимания собравшихся женщин.

Агата попросила меня написать большими буквами:

ВАРИАНТЫ ДЛЯ МУЖЧИН И МАЛЬЧИКОВ-ПОДРОСТКОВ, ЕСЛИ ЖЕНЩИНЫ РЕШАТ УЙТИ:

1. Им можно будет уйти вместе с женщинами, если они захотят.

2. Им можно будет уйти вместе с женщинами, но только если они подпишут заявление/манифест.

3. Им придется остаться.

4. Им можно будет присоединиться к женщинам позже, когда те решат, куда идти, и обустроятся в благоденствующей демократической/принимающей совместные решения/грамотной общине (и будут постоянно следить за исправлением/поведением мужчин и мальчиков в отношении женщин и девочек).

NB. Мальчики до двенадцати лет, глуповатые мальчики любого возраста, пятнадцатилетний Корнелиус (прикованный к инвалидному креслу), а также пожилые/немощные мужчины, которые не в состоянии заботиться о себе (это те, кто остался в колонии, не поехал в город), автоматически уйдут с женщинами.

Впервые с начала собрания присутствующие, похоже, по-настоящему растеряны. Они молчат, глубоко задумавшись.

Мариша первая берет слово и голосует за первый вариант.

Это не подходит больше никому. Все говорят в один голос, и Мариша скрещивает руки на груди. Ей не терпится уехать. Она выплескивает на пол остатки кофе и говорит, что хочет повеситься.

Мариша, говорит Оуна, возможно, мужчины действительно захотят пойти с нами, может, даже все, но тогда мы в другом месте, где бы ни очутились, лишь воссоздадим нынешнюю колонию, со всеми ее угрозами.

Агата добавляет: А они почти наверняка пойдут с нами, так как без нас не выживут.

Грета смеется: Ну, пару дней выживут.

Саломея отмечает, что первый вариант действительно спорный. Если мы все-таки решим уйти, а не остаться и бороться, говорит она, то уходить надо до возвращения мужчин, чтобы у них не было никакой возможности к нам присоединиться.

Мейал, которая теперь курит открыто (хотя, широко махая руками, отгоняет дым подальше от спящей Мип, поскольку Саломея злится), заявляет, что первый вариант просто-напросто смешон и его нужно вычеркнуть из списка. Далее она утверждает, что по той же причине сомнителен и второй вариант (позволяющий мужчинам уйти вместе с женщинами, если те подпишут манифест с требованиями). Более того, говорит Мейал, даже если бы мы решили уйти только после возвращения мужчин и взять с собой тех из них, кто согласится подписать манифест, откуда нам знать, что они не покривят душой? Кому, кроме женщин Молочны, лучше известно двуличие мужчин?

Отлично сказано, говорит Оуна.

Мариша заявляет: Что ж, тогда ставим на этом крест и бросаем мужчин. Третий вариант! Она стучит кулаком по столу (фанере), и Мип ворочается.

Саломея