Про астрофобию не подозреваешь, пока в первый раз не поднимешься наверх. А потом задний ход давать уже поздно: слишком много денег, сил и времени вложено в освоение профессии астронавта. Остается только стараться не выглядывать в иллюминаторы и считать голубей.

Первого голубя мое воображение рисует с трудом, преодолевая навязанный стереотип о космической пустоте. Сизая птица с белым пятном на шее в форме сердечка материализуется прямо передо мной. Второй возникает легче. Третий. Четвертый. Пятый. В мой первый подъем наверх я пытался считать овец, но та попытка с треском провалилась. Рассудок просто отказывался представлять пасторальные картинки на высоте двухсот пятидесяти миль над уровнем моря. Позднее внизу мой психолог посоветовал заменить овец на голубей. Голуби ассоциируются с небом, с высотой. Когда я служил военным пилотом, стаи голубей часто сопровождали самолет при взлете и посадке. Сейчас воображаемая голубиная стая спасает меня от панической атаки.

– Остановка двигателей. Отделение ступени, – сквозь шум доносятся до меня слова оператора из Хьюстона.

В эфире треск, над Атлантикой проходит грозовой фронт.

Тишина наступает внезапно. Сначала кажется, что заложило уши. Потом – что я умер. На самом деле всего-навсего отключились двигатели: мы наверху, орбитальная скорость набрана. Вес исчезает. Стиснув зубы, проверяю телеметрию. Это обязанность пилота, но я, как капитан, должен контролировать. Все верно, «дракон» уже на плановой орбите.

– Отделение конуса и щитов, – бубнит внизу оператор.

Защитные пластины отваливаются от корабля, чтобы сгореть в атмосфере. Опускаю глаза, пытаясь сосредоточиться на эфире. Меня бьет мелкая дрожь. Сейчас главное – не смотреть в пустоту.

– Ну что, командир, штаны сухие? – спрашивает Джулия. На шлеме ее скафандра сидит воображаемый голубь.

– Не дождетесь, – машинально отвечаю я. – Параметры в норме?

– Вполне.

– Мисс Уокман, будьте добры отвечать по протоколу, – вмешивается Ларри.

Ранее не замечал за ним формализма, а вот тот факт, что Джулия его раздражает, общеизвестен.

– Телеметрия в норме. Повреждений обшивки не обнаружено. Бога нет.

– Что заставляет тебя так думать? – Ларри понимает, что Джулия его провоцирует, но не может удержаться.

– Я в четвертый раз наверху, но ни разу его не видела. Может, он прячется?

– А может, ты не туда смотришь? – парирует Ларри.

– Я не Грэг, выглянуть в иллюминатор не боюсь.

– А заглянуть внутрь себя?

– Ты расист, Ларри.

– А еще сексист, шовинист, гомофоб. Я все это от тебя уже слышал. Придумай что-нибудь поновее.

Пора вмешаться, иначе перепалка перерастет в склоку, и о спокойной миссии можно будет забыть.

– Экипаж, прекратили засорять эфир, – говорю я и включаю связь с Землей. – Хьюстон, на связи «Кабир». Мы на промежуточной орбите, телеметрия отличная, ждем отмашку подняться выше.

– «Кабир», мы вас слышим. Потерпите половину витка. Передаю программу старта.

Бортовой компьютер гудит, принимая данные. Половина витка – это лишние три четверти часа на орбите. Немного, если учитывать, что с момента получения сигнала SOS прошли две трети суток. И очень много, если вспомнить, что скафандр EMU обеспечивает воздухом астронавта всего на восемь часов.

– «Кабир», возможно, у вас проблемы, – звучит в динамике.

Персонально для меня любая миссия – одна большая проблема, потому надо уточнить:

– Хьюстон, не понял вас. Выражайтесь конкретнее.

Пауза продолжается секунд тридцать.

– Мы не уверены, но, похоже, ваша текущая орбита небезопасна.

Это плохо. Или при запуске прошляпили орбиту какого-то куска железа, или…

– Объект на нашем пути подвижен?

– Мы склонны считать, что да. Похоже, чей-то спутник прет вам наперехват.

– Не американский?

– Нет. Предположительно, русский или китайский. Мы пытаемся связаться с их космическими агентствами, но необходимо время.

– Внимание! – Поднимаю правую руку, сжатую в кулак, сигнализируя экипажу о важности происходящего. – Нештатная ситуация. Пилот, быть готовым к изменению орбиты. Хьюстон, рассчитайте траекторию уклонения.

– Уже. Варианты траектории отправлены пилоту, – рапортует Хьюстон.

– Принято, – сообщает Джулия.

– Пробуй уклониться. Хьюстон, будьте готовы взять управление на себя. И свяжитесь с Пентагоном, спросите, нет ли у них военного спутника поблизости. На случай, если это чудо от нас не отстанет.

– Сделаем, «Кабир».

Спутник, с которым предстоит столкновение, мы не видим. Это только изнутри кажется, что «дракон» неподвижен, на самом деле он несется по орбите со скоростью семнадцать тысяч миль в час. Быстрее истребителя, быстрее любого объекта в атмосфере Земли. Столкновение на таких скоростях фатально, и если ничего не изменится, от нас останется только горстка пыли, которая через пару суток сгорит в атмосфере.

– «Кабир», есть приятная новость, мы связались с Пентагоном, они обещали помочь.

– Спасибо, Хьюстон. Когда ждать помощи?

– Они уже этим занимаются.

Подтверждением слов оператора становится взрыв. Яркая вспышка – и через несколько секунд легкий толчок. Машинально захлопываю гермошлем. Ударная волна в вакууме не распространяется, а значит, в нас попал осколок.

– Ларри, что с давлением? – спрашиваю по внутренней связи.

– Без паники. Давление рабочее, герметичность кабины не нарушена, – отвечает инженер.

С некоторой опаской открываю гермошлем. Дышать можно. Команда слаженно повторяет мои действия.

– Что это, мать вашу, было? – шипит Джулия.

– Между вспышкой и толчком прошло около четырех секунд. Это несколько километров. Внимание, вопрос. Какова вероятность, что осколок попадет именно в нас? – задаю риторический вопрос экипажу.

– Советские разработки, – морщится Дуглас. – В семидесятые годы прошлого века комми придумали хитровымудренный способ бороться со спутниками. Мощная бомба помещается в оболочку из мелких металлических предметов: гайки, болты, шарики. При взрыве оболочка разлетается во все стороны, поражая солнечные панели и тем самым надежно выводя спутники из строя.

– Ларри? Что у нас с панелями? – интересуюсь я.

Инженер смеется.

– Солнечные панели в идеальном состоянии. На старой лошади на новое ранчо не въедешь. У современных «драконов» панели солнечных батарей прямо на корпусе. Причем только на одной его стороне, обращенной к солнцу. А спутник-камикадзе заходил с теневой стороны.

Облегченно вздыхаю и щелкаю тумблером связи.