– Владыка Селдрион, по вашему приказанию прибыла Мариэ, – представил он ее войдя.

– Пусть зайдет.

Слуга откланялся, не глядя на девушку, тихо прикрыл дверь за собой. Селдрион сидел за письменным столом, читая что-то под светом магического камня. Это был нехороший знак. Марианна уже выучила его особенность читать все подряд перед тем, как устроить бурю. Одет был по-праздничному, тиара из белого золота украшала его голову с распущенными волосами цвета утренней звезды, богато вышитый праздничный плащ был брошен на кресло неподалеку. Марианна топталась на месте, не решаясь сесть ни в одно из кресел. Он молчал, не давая знака садиться, и она знала, что в такие минуты, без разрешения лучше ничего не делать.

– Я полагаю, что ты позволяешь себе немного больше, чем следовало, – наконец начал он, не отрывая взгляда. Затем, окунув перо в чернильницу, начал что-то писать, как будто это было несомненно более важным, чем тот скандал, который он собирался устроить.

– Простите пожалуйста, мне не доложили. Новенькая служанка была смущена поведением одного из ваших солдат по дороге ко мне, поэтому забыла обо всем. Я ничего не знала, но прошу вас, не увольняйте ее.

– Ох уж эти служанки, – протянул он недоверчивым тоном, медленно поднимая на нее взгляд. Марианна поежилась. Вечер не предвещал ничего хорошего.

– Ну, а ежели предположить, что у тебя и своя голова на плечах имеется, то надо думать – раз приехало столько гостей, как ты сама видела днем, то тебе стоило хотя бы поинтересоваться тем, нуждаемся ли мы в твоей персоне?

– Простите меня. Я не подумала. Видно, вы правы, и я очень глупа. Прошу прощения.

Он по-прежнему не предлагал девушке присесть, и она начала чувствовать себя как на допросе в следственном отделе, где ей как-то приходилось бывать по истории, связанной с дебоширом из университета.

– Это только пол беды, Мариэ, что ты пока глупа. Надеюсь – это временно. Проблема еще и в том, что ты носишься по территории замка как ошпаренная, никто из моих слуг не может тебя вовремя найти и поймать. Поэтому пришлось просить эту недотепу. К тому же, мне уже стало известно, что ты взяла за привычку игнорировать мои приказы и постоянно сидишь с кухарками, швеями, садовниками и конюхами. Это что еще такое? Я запретил тебе это в прошлый раз. И мне казалось, что мы поняли друг друга. Но ты решила опять создавать мне проблемы. Никто из гостей никогда, я повторяю – никогда не поймет и не оценит то, что ты делаешь. Но пусть бы говорили о тебе, ведь не беда, ты покинешь нас через пару месяцев, но говорить будут обо мне, а я останусь. Кому объяснишь, что действуешь против моей воли. Подрываешь мой авторитет. Будто я приравниваю гостью из другого мира к служанке, заставляя отрабатывать свой хлеб. Или будто я настолько не указ для тебя, что мое слово ничего не значит и можно делать все что вздумается. О Богиня Алатруэ! Даже мои собственные дети так не вели себя со мной. Хватит меня позорить. Пока ты здесь, ходи и выгляди как благородная дама.

– Но я ведь не такая… – грустно ответила Марианна, – разрешите присесть, я весь день на ногах…

Селдрион кивнул на кресло нахмурившись.

– Позвольте мне сказать пару слов в свое оправдание, – Марианна глубоко вздохнула, решаясь, – Я не только из другого мира со своими обычаями, но с этой прической я совершенно не смогу выглядеть как благородная дама. Какие бы бриллианты вы мне не дали поносить, как на вечере у царя нагов, это меня не спасет. Благородства во мне нет и подавно. Да, мой отец из высокого сословия, но мать – обычная женщина. Всю свою жизнь я отрицала классовые и гендерные различия. Всю свою жизнь я пыталась бороться за равноправие. Поступила в престижный вуз, чтобы стать высококлассным специалистом и в своей же семье изнутри разрушив миф о том, что женщина может быть только женой и матерью. Все были против, но я сделала это. И я не слушала даже своего отца. А вы простите о таком… Я могу присутствовать на ваших балах и приемах, но буду делать что хочу, говорить, что считаю нужным и выглядеть ровно так как мне нравится. В прошлый раз вы грозились казнить меня за подобное, но теперь вам не стоит это делать самому. Пригласите вампира, и мы можем остановить эту войну. Убьем двух зайцев так сказать. Я уже пожила больше, чем мне отпущено судьбой, поэтому ни о чем не жалею. Смерть придет за всеми нами, и я больше не боюсь ее. И уж если я не боюсь самого страшного врага человека, то вам уж и подавно меня не запугать. Хочу выразить безмерную благодарность за ваш уютный дворец, вашу помощь, которую можно считать неоценимой, но прошу не мучьте меня своими нравоучениями. Я решила прожить подаренную мне часть жизни ровно так, как хочу. В соответствии со своими порывами души. Только теперь я ощущаю биение жизни, радость осознания каждого мгновения, неописуемое счастье от мелочей, происходивших со мной в течении дня. Испытываю благодарность всему что есть вокруг. Поэтому свои рамки и ограничения оставьте для себя, я больше в них не нуждаюсь. Вдобавок хочу сказать, что, если вы считаете, что хоть что-то может вас опозорить – это неправда. У вас всегда есть выбор принять или отвергнуть то или иное чувство. И если вы принимаете чувство позора, то становитесь опозоренным, а если не принимаете, то ничто не в силах опозорить вас, кто бы что не говорил.

Марианна прекратила свой нравоучительный монолог, в котором ее опять занесло не в ту степь, бесхитростно глядя в прекрасные глаза нильдара, в которых сейчас не отображалось ровным счетом ничего. Она пыталась прочесть его, но он был выше ее возможностей. Он не был зол, но и не радовался. Годы, проведенные на престоле, научили его скрывать движения души, и когда ему нужно было сделать паузу для размышлений, он делал ее, не давая противнику предугадать, с какой стороны последует удар. Марианна жила распахнутой глупой честностью для всего мира, он же был ее полной противоположностью. Наконец, смягчив взгляд, прищурился и на лице возникла потаенная улыбка, которая росла и разрасталась, пока смех его не начал отражаться от стен кабинета.

Не отрывая взгляд от гостьи, он встал, обошел вокруг стола и остановился напротив нее. Марианна не могла позволить себе сидеть рядом с ним стоящим поблизости, таким статным, высоким, задирая голову наверх, и поднялась. Когда она еще только входила, то заметила меч, поставленный к столу с противоположной стороны, поэтому радовалась, что он сейчас безоружен и не снесет ей голову здесь и сейчас за подобную дерзость. Хотя вряд ли бы он захотел пачкать ковры.

Он улыбался лукаво:

– Я вижу, амрита придает тебе сил и дерзости. И мне радостно слышать, что ты больше ничего не боишься. Бросаешь мне вызов…Что-то есть в этом. Такая сила… – он подошел ближе. – Ты даже пытаешься учить меня так, будто мы равны.

– А разве это не так? – С простодушием спросила Марианна. Он специально показал ей, что немного опешил, а потом рассмеялся.

– Бедняжка, ты видать лишилась разума после всего что на тебя свалилось! Готова расстаться с жизнью, бросаешь мне в лицо такие высокопарные фразы. И это довольно странно, потому как я не говорил ни единого слова о неравенстве, социальном или между мужчинами и женщинами. Я лишь указал тебе на твое неприемлемое поведение. Это значит лишь то, что в разных местах следует вести себя по-разному. Дома ты можешь ходить в грязном халате и стоптанных тапочках, но не стоит выходить так в свет. И тем более – отправляться в дальнюю дорогу. Всему на свете есть свое время и свое место. И как бы ты не старалась, ты рассуждаешь довольно упрощенно. Но тем не менее, неравенство существует. Мы не можем быть все равны. Что дозволено королю – запрещено подданным. Так было и будет всегда.