Следующее звено — гонцы передают информацию от осведомителей людям, принимающим решения. Это не тати, это те, кто всегда остаётся в тени, но имеет больше всех от доли награбленного. Эти люди знают, что можно реализовать из товара и где, и принимают решение, нужно ли грабить конкретный караван, или ждать дальше. Этих людей не поймать тем более, даже претор вряд ли так просто на них выйдет.

Следующее звено — сами разбойники. Третьи, четвёртые и пятые сыновья, у которых только меч, которым некуда податься. У них в округе скрытые от глаз лагеря, лёжки, они знают возможные пути отхода. Их поймать можно, но только если неожиданно окружить целый регион и планомерно прочёсывать. У нас нет столько людей. Либо нужно иметь информацию от местных и точно знать, где их искать, вот это возможно, но сложно. Не факт, что получится. При нашем приближении их, скорее всего, предупредят, и тати свалят. До осени.

Следующее звено — местные. Поддержка. Крестьяне получают от татей что-то, потому относятся к ним тепло. Кормят их, продукты поставляют, по лесам водят. Тати местных привечают, как тот Роберто, и всем хорошо. А что ребятки купчишек щипают, так не их это, крестьянское дело.

Бароны не крестьяне, но с ними ещё проще. Заносишь такому сеньору нужную сумму, и он ничего не видит и не слышит. Ведь барону нужно справить дочкам приданное, жене новое платье для ежегодного бала пошить, любовнице побрякушку подарить, и главное, рыцарей своих одеть в нормальное железо, а то что это за рыцарь без железа? В срок на границу ехать по ротации, надо и оружие хорошее иметь, и броню, и людей достаточно чтобы было. Орки ленивых и жадных не прощают.

Ну и наконец последнее звено — сбыт награбленного. Как уже сказал, награбленное вряд ли едет по тем же дорогам, по которым ехать должно было. Можно ведь посадить умного человека со стилем, который будет записывать, кто что куда везёт, и «спалиться» на этом. Люди вокруг не дураки. А значит просёлками, просёлками… Туда, где можно товар сбыть, минуя контроля.

— Куда? — А это родственничек Кастильяна. — Товар могут опознать на ярмарке, куда его и везли. А везти назад в Овьедо — нет смысла, его не просто так везут на юг для продажи.

— В Овьедо его можно перепродать по частям, — пояснил я. — Тем, кто как раз и едет на юг, у кого есть место на телегах. И ручаюсь, что-то так и уходит. Но норма прибыли будет низкая, риск велик, и очень суетно. Много так не продашь, да и дофига дополнительных звеньев. Нет, товар нужно продать ВЕСЬ. Сразу. А потому его отдают, а может и продают в некой конечной точке маршрута возов «своим» людям. «Свои» барыжат чем-то, занимаются собственным бизнесом, но взять на борт контрабанду не считают зазорным. Покажите мне купца, который откажется от контрабанды по дешевой цене?

— Нет таких, — покачала головой Астрид. — Особенно если в порту свои люди и всё схвачено.

— Ты сказал «на борт», — впился в меня глазами Вермунд.

— Да. Телеги идут просёлками не на север и не на юг, — перешёл я к главному. — А на запад. В сторону единственного имеющегося в регионе большого торгового города-порта. Можно, конечно, и на восток, но там граница графств, и Авилла бы давно сообразил что к нему. Он просто не отмоется, если у него будут сбывать такой товар, он не дурак, а подсчитать, чего сколько через границу перевозится элементарно. Нет, это точно не Авилла.

А вот Санта-Магдалена — вольный город. А значит, там никто ни за что особо не отвечает. А поток товара в город, учитывая его статус, колоссальный. Пару-тройку лишних телег с грузом «потерять» там элементарно, ибо в порту везде свои люди. Не было груза, появился, никто не заметил — дело житейское. Это ж не какая-то ярмарка, где все на виду?

Больше скажу, южнее находится город-близнец побольше размером, и там груз встречают тоже свои люди. И перекупают его с борта контрабандистов, после чего как «белый» официальный товар везут на ярмарки. Реализация, самое последнее звено, но оно нам не интересно, так как в этот момент придраться ни к чему невозможно. Всё официально.

В итоге груз оказывается ровно там, куда и ехал. Вот только прибыль достаётся другим людям.

— Санта-Магдалена… — потянул Вермунд, колотя пальцами по столешнице. — Рикардо, нам не простят нападения на город — вассал короля. Да и… Не уверен, что сможем взять его, даже если сможем захватить ворота, без штурма стен. Это БОЛЬШОЙ город, хоть и меньше Аквилеи, — выпучил он глаза.

— Эх, дядька Вермунд! — покачал я головой, картинно вздыхая. — Вот поэтому ты — консул. «Сапог», военный. А не управляющий графством. Вот поэтому я и держу здесь Астрид, чтобы «рулила» пока меня нет.

Я не собираюсь штурмовать Санта-Магдалену! — сверкнул я глазами. — Я собираюсь сделать хуже, заставить тамошних купчишек помогать мне добровольно! И с песней. Но в одном ты не заблуждаешься — любое добровольное дело человек должен делать, видя дубину у тебя за спиной. А потому Вермунд, Вольдемар, через шесть дней сотня должна быть готова к походу на север. Длительному походу — месяца два, может три, а может и больше, ибо после Магдалены нужно будет посетить и самих разбойничков. Вермунд, после завтрака поднимемся в кабинет, напишу нужные указы и приказы, там всё и обсудим.

— Есть готовить сотню, — нехотя выдохнул Вольдемар. Он не понимал, что требуется в конечном итоге, это его напрягало, но в целом он был готов прыгать со мной в омут. Я доказал, что к моим мыслям стоит прислушаться.

* * *

— Дорогой шурин, можно на минутку?

Кивнув всем, кто меня ждал, это были воины и сестра, вернулся. Сел на место, сдвинув кресло так, чтобы зять был виден в пол-оборота.

— Слушаю.

Собеседник был собран. Сосредоточен. Лицо суровое. Он меня ни капельки не боялся как… Меня. Но как молодого вспыльчивого сукиного сына опасался. От таких всегда жди проблем. Скажем так, он боялся процесса разгребания проблем, меня же в целом мало во что ставил. Это озадачило и немного обрадовало — приятно ощущать себя пацаном, которого все недооценивают. Но мужик собрался драться, серьёзно драться — это не радовало. Я его считал эдаким тюфяком, и, кажется, моя оценка была неверной, основанной на опыте носителя тела, а он был слабым психологом.

— Рикардо! — зятёк прокашлялся. — Я понимаю, что в вашей семье существуют некие… Собственные заморочки. — Слово «заморочки», естественно, мне перевело подсознание согласно контексту. Вот прям точно такого слово тут нет. Но есть похожие по смыслу разговорные аналоги. — Собственные традиции. И готов с пониманием отнестись к тому, что ты спишь со своей сестрой.

— Почему? — перебил я. И не зря, чел речь заготовил, а я его с панталыку сбиваю. Что есть пятьдесят процентов победы. — Почему ты готов понять и простить?

— Да потому, что я всё равно ничего не могу сделать! — зло выкрикнул он. — Зачем ссориться и с тобой, и с женой, если повод — ваш юношеский бзик?

О как, сеньор аж покраснел. Но меня не проняло.

— Это нехорошо, неправильно, но я готов смириться с тем, что вам двоим это надо, — собравшись, продолжил он. — Периодически. Для поддержания какого-то внутреннего равновесия. Во всяком случае пока, ближайшее время, пока не перерастёте. Но мне совершенно не нравится, что эта связь превращается в нечто большее. Она тебе не жена, Ричи! И даже любовницей быть не может. Вы падаете в глазах всего общества! Ты — хозяин своей судьбы, тебя есть кому учить без меня, но она — моя супруга! И не хочу, чтобы ты… И её. На дно.