– Значит, боевики лишились четырех танков, если один здорово поврежден, ремонтировать его игиловцам просто негде. Завод находился западнее Тара и был уничтожен все той же российской авиацией еще до выхода основной части авиагруппы. И плюс три миномета.

– Не факт, что два, которые тащат на себе боевики, пригодны к применению.

– Раз тащат, значит, пригодны.

– Спорное утверждение, но будем считать, что бомбардировщики уничтожили три миномета. И четыре танка. Неплохой подарок, учитывая разгром диверсионной группы, заполучил этой ночью господин аль-Диаб. А если еще Диаб вывел минометы и танки на боевые позиции без разрешения аль-Ахдара, то я ему не завидую. Вряд ли командующий простит Диабу такие потери. И потери, считай, на пустом месте.

Сабир поднял стулья, стол, присел, закурил:

– Непонятно, почему командир бригады полковник Ганури до сих пор не привлекал авиацию. Ведь русские пилоты за полгода смели бы все основные опорные пункты противника.

– Потому что, Адан, нельзя!

– Что нельзя?

– Нельзя применять авиацию без корректировщика даже по участку за хребтом. Да и по хребту тоже.

– Но сегодня же применили?

– Применили по целям, которые находились до перевала.

– Ясно. Бить дальше – значит заполучить риск разрушения древних сооружений Пальмиры? Ведь они начинаются практически от крепости на холме Джатель, а до нее какое-то старинное селение, там еще до войны раскопки велись, так?

– Именно, Адан. Хребет тоже может представлять археологическую ценность. Я слышал что-то о пещерах на противоположном склоне. Так что здесь не все так просто.

– Но радует уже то, что собака аль-Диаб хорошенько получил по зубам.

– Радоваться рано. Давай команду на возвращение техники! Сегодня, да и в дальнейшем аль-Диаб, или кто сменит его, вряд ли решится выводить танки и минометы на прежние позиции. Авиация преподала хороший урок боевикам.

– Да, конечно!

– И надо пообщаться с захваченным игиловцем. Думаю, это он командовал группой, а значит, знает немало.

– Согласится ли отвечать на вопросы?

– Заставим. Значит, ты давай команду на возвращение техники, рассредоточение ее на прежних позициях, если они не разрушены, выставляй усиленное охранение, черт его знает, как воспримет аль-Диаб свое поражение. Подстрахуемся. А потом отдыхать. Мне еще на встречу с Главным военным советником ехать.

– Да, я помню! Связист!

– Я, господин капитан.

Сабир приказал:

– Связь с командирами танкового, минометного взводов и боевых машин пехоты.

– Есть!

– Давай! – сказал Волченков. – Распорядись и подходи к пленному.

– Понадобится переводчик, впрочем, с переводом справится и заместитель.

– Разберемся. Не забудь доложить в бригаду о результатах авианалета.

– Они уже извещены. Экипажи бомбардировщиков доложили.

– Летчики не могли видеть, что они поразили.

Но полковник Ганури опередил ротного, сам вызвав Сабира.

Оставив командира роты на КНП, Волченков спустился к подножию высоты.

Российский советник подошел к носилкам, на которые был уложен раненый боевик. Полевую одежду с него срезали, раны перебинтовали, обезболили, накрыли простыней.

Волченков спросил у санинструктора Весама Хайдура:

– Как состояние боевика, сержант?

– Нормально, крови потерял много, хорошо, у меня была плазма. Раны серьезные, но для жизни опасности не представляют. В общем, будет жить. Хотя заслуживает смерти.

– Ты же медик, сержант, тебе нельзя так говорить.

– В отношении этих бешеных собак можно. Они же не люди. Или вы не видели, что они вытворяют с пленными?

– Видел. И все-таки он раненый, а мы – не они. Я могу допросить его?

– Можете.

Санинструктор толкнул раненого:

– Эй, борец за истинную веру, очнись, с тобой русский офицер говорить желает.

Подошел заместитель командира роты. Он переводил допрос.

– Кто ты? – спросил Волченков.

Бандит попытался плюнуть в сторону советника, но слюна повисла на подбородке.

– Понятно! Не хочешь разговаривать. Ладно, это ты сейчас такой смелый, когда действуют обезболивающие препараты, а вот когда срок их действия пройдет, ты от боли на стену полезешь.

А я помогу тебе в этом. И никто никакой помощи тебе не окажет.

– Будь ты проклят, неверный!

– Вот уже лучше. Теперь назови свое имя, положение в банде.

– У нас не банда, у нас Государство.

– Ну, да, «Государство», конечно, только от этого «Государства» остается все меньше и населения, и территории. Имя, фамилия, должность! Мы все равно узнаем, это не так уж и сложно. На каждого из вас есть информация. Зачем подвергать себя страданиям, даже за веру, если это совершенно бесполезно?

– Я готов умереть. И страдания мне не страшны.

– Смотри какой терминатор.

Старший лейтенант не смог перевести это слово, употребил другое, которое явно польстило боевику:

– Да, я именно такой!

– Но раз страдания тебе не страшны, мы найдем то, что тебя испугает.

Бандит напрягся, искоса взглянул на Волченкова:

– И что же такое, страшнее пытки и смерти?

– Предательство.

– Что ты имеешь в виду, неверный?

– Представь себе, мы знаем, что у нас в штабе бригады работает, вернее, работал ваш человек, его ищут и найдут. Но и в вашей банде вполне может быть наш осведомитель. Кстати, ты женат?

– Женат. У меня две жены, трое детей, и мои дети, сыновья, будут владеть миром.

– Спорное утверждение.

– Зачем ты спросил о семье?

– Плохо ты соображаешь, в принципе это объяснимо, обезболивающие препараты – сильный наркотик, он тормозит работу мозга. Слушай дальше. Ты ничего нам не говоришь, тебя расстреливают. Хотя нет, никто тебя трогать не будет. Просто через нашего человека в вашем штабе появится информация о том, что это ты сотрудничал с правительством Сирии, с ее спецслужбами. Ты сдал нам «крота» в штабе нашей бригады, которого мы вычислим в самое ближайшее время, в этом не сомневайся. Ты же сообщил о выходе группы и передал, какую цель она имеет. Поэтому-то все диверсанты и погибли у балок. Все, кроме тебя одного. Теперь ответь, что станет с твоей семьей? Со всеми твоими родственниками?

Боевик заметно побледнел. Кому, как не ему, было прекрасно известно, как главари бандформирований поступают с семьями и родственниками предателей. Они их подвергают страшным пыткам и показательным казням. Убивают всех – и стариков, и женщин, и детей.