Старшина между тем повернулся к опешившему охраннику и вырвал у него из сжатых пальцев ключ. Затем рявкнул:

– Смирно, боец!

Охранник, окончательно растерявшись, машинально прижал руки к бокам. И через мгновение, схлопотав в челюсть мощный хук, свалился на пол. А Латыпов уже мчался к двери, за которой, как он знал, сейчас находились Якуб и Глаша. А еще там, возможно, начался пожар – если, конечно, охранник ничего не напутал.

Выяснилось, что не напутал. Еще подбегая к боксу, где жил Стратег, старшина уловил едкий запах дыма. Поэтому не стал тратить драгоценного времени – оно действительно было на вес золота – а сразу попробовал засунуть ключ в замочную скважину. Но ничего не получилось.

Провозившись несколько секунд, Латыпов понял, что в скважине что-то находится с обратной стороны. Скорее всего, там оставили второй ключ, закрывшись изнутри. Это означало полную катастрофу – ведь подобные двери изготавливались двести лет назад по спецзаказу из суперпрочного стального сплава. Такую преграду даже снарядом не прошибешь – разве что противотанковой ракетой.

Латыпов отступил назад и в отчаянье схватился рукой за голову. Он лихорадочно пытался найти выход из тупикового положения, но на ум ничего не приходило. Да и вряд ли можно найти выход из безвыходного положения.

«Все пропало, – мелькнула мысль. – Глашу уже не спасти».

И вдруг старшина явственно расслышал звук поворачиваемого ключа. Не веря своим ушам, он все-таки вытащил из ножен палаш, готовясь встретить врага во всеоружии. Врага, потому что, по мнению Латыпова, из помещения мог появиться только Якуб. Если, конечно, ему не послышалось, что кто-то вращает ключ.

К счастью, не послышалось. Дверь и на самом деле распахнулась. Но на пороге появился не Якуб, а очень странная фигура в парадном кителе с аксельбантами. При этом китель был распахнут, а на фигуре, точнее, на теле молодой женщины, кроме кителя, собственно, больше ничего и не было. Ну, если не считать кожаных чуней с короткой голяшкой. Но зато в правой руке девушка держала окровавленный кинжал.

– Глаша… – пробормотал Сергей, почти потеряв голос от смешанных чувств. – Глаша, это ты?

Теперь он не верил собственным глазам. Вообще-то девушка сильно напоминала Глашу, в первую очередь – гривой каштановых волос. Но вот остальное… Этот дурацкий мундир. И окровавленный кинжал… И, в особенности, остальное… В смысле, полуобнаженное белое тело, от вида которого старшина, в основном, и потерял дар речи.

Несколько мгновений Латыпов и лесовичка молча смотрели друг на друга. Первая от ступора очнулась Глаша. Она перешагнула через порог и собралась что-то произнести, но вместо этого закашлялась. Потом хрипло выдавила:

– Вот… черт… чуть не задохнулась.

– Что здесь случилось?! – голос вернулся к старшине вместе со способностью рассуждать. – Ты в порядке?

– Пожар… начался. Тьфу ты… черт! – Она смачно сплюнула под ноги. – Да в порядке я… Чего так пялишься? Голых девок не видел?

Лесовичка запахнула китель и пронзительно взглянула на Латыпова мерцающими глазами.

– Я не пялюсь, – сказал тот. – Просто куда мне еще смотреть?.. А где Якуб?

– Нет больше Якуба, подох. Забудь о нем. Как ты меня нашел?

– Догадался. Хотел найти – и нашел.

– Молодец, Сергей, – с неопределенной интонацией произнесла Глаша. Она вела себя на удивление спокойно для человека, попавшего в жестокую переделку. – Неужто меня спасать прибежал?

– Именно. Нам надо срочно уходить.

– Это верно. А куда?

– Иди за мной.

Старшина махнул рукой и побежал по коридору, увлекая девушку за собой. На повороте притормозил около охранника, который до сих пор не очухался после удара в челюсть. Что, в общем-то, было неудивительно – Латыпов своим коронным хуком справа даже мохначам скулы ломал. А у тех кости как из железа – особенно у отморозков, посидевших в Поле Смерти.

У охранника старшина забрал карабин с пристегнутым штыком и побежал по направлению к черной лестнице. Глаша двигалась следом, на ходу застегивая одной рукой китель Якуба. А во второй продолжала сжимать окровавленный кинжал.

У двери, ведущей на лестничную площадку черного хода, им снова пришлось задержаться на несколько секунд – из-за Малюты. Рана, нанесенная ему старшиной, оказалась не смертельной, но метательный нож, видимо, повредил позвоночник. Так или иначе особист, очнувшись, не смог встать, а медленно полз, опираясь на руки.

Дарить жизнь такому свидетелю Латыпов, разумеется, не мог. Да и не заслуживал ее человек, получивший прозвище Малюта – тут и рассуждать нечего. Латыпов и не рассуждал, собираясь на ходу пырнуть особиста штыком, но внезапно вмешалась лесовичка.

– Подожди, Сергей! – крикнула она. – Дай мне!

– Чего? – не понял старшина, останавливаясь.

– Я сама!

Девушка в один прыжок догнала еле ползущего Малюту и вонзила кинжал ему под лопатку. Выдернув, тут же повторила удар. А третьим ударом распорола особисту шею.

– Теперь порядок, – заявила с шальным блеском в глазах. – Куда дальше?

– Сюда, на лестницу, – ответил Латыпов.

Ярость лесовички удивила его. Не яростью как таковой – он догадывался о том, что лесовичка могла иметь свои претензии к Малюте, собственноручно пытавшем арестантов. Однако поведение Глаши в эти минуты резко контрастировало с образом запуганной и измученной девушки, которую Латыпов освободил из лап вормов, а затем доставил в Капитолий. Да и во время их последней встречи в тюрьме всего пару дней назад лесовичка выглядела тихой и забитой.

Впрочем, размышлять о причинах загадочной трансформации беспомощной девушки в разъяренную фурию старшине было некогда. Едва они, открыв дверь, заскочили на лестничную клетку, как услышали грохот сапог. А через мгновение наверху, на межэтажной площадке, появился боец с автоматом в руках.

Увидев Латыпова в сопровождении странной женщины в парадном кителе с аксельбантами, он замер. Это решило его участь. Старшина, вскинув приклад к плечу, выстрелил бойцу в грудь почти не целясь – ведь тот представлял из себя прекрасную мишень. И, разумеется, попал.

Сергей, конечно же, узнал парня из внутренней охраны, который не делал ему ничего плохого. Но сейчас подобные обстоятельства не имели значения. Латыпов не раздумывал, потому что поступал словно робот, запрограммированный на реализацию одной цели – спасти Глашу.

Почему и зачем? Причины своей внезапной страсти к дикарке-лесовичке он не мог понять и сам. Да и страсть ли это была? Скорее, некая странная зависимость, похожая на морок и заставлявшая совершать необъяснимые и рискованные поступки. Но странными и необъяснимыми они казались со стороны. Для Латыпова они являлись естественными. И необходимыми.

– Нам надо вниз! – крикнул старшина. – Спускайся первой, я прикрою.