Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Конечно, он не провел две недели на дереве».
«Что находится на другой стороне этого холма?»
«Собственно деревня».
«Последние две недели он провел в деревне. Под видом туриста, у которого есть веская причина время от времени бывать в этом лесу. Орнитолог. Акварелист. Натуралист или что-то в этом роде. У него был бы бинокль, большой рюкзак какого-нибудь добрый. Приносите понемногу его снаряжение и взрывчатку. Завтра проверим все местные квартиры, посмотрим, не помнит ли кто-нибудь такого парня.
«Я все время думаю об этом высокоскоростном моторе», — сказал Росс. «Я имею в виду, зачем беспокоиться о цветущей штуке? Почему бы просто не всплеск вверх и не всплеск вниз?»
«Скорейшего бегства, Росс», — сказал Конгрив. «У него было все время в мире, чтобы подняться достаточно высоко для четкого выстрела. Но после стрельбы он ожидал рывка вверх по склону холма. Ему хотелось бы спуститься с дерева в очень спешке».
Сазерленд кивнул головой, вытирая дождевую воду с глаз. В отличие от Конгрива, который прикрывал свою редеющую макушку от дождя и солнца и носил теперь старую широкополую юго-западную шляпу, он забыл прихватить крышку.
«Я думаю, — сказал Сазерленд, — что он провел бы там ту пятницу вечером, таща за собой кабель. Тогда в утро свадьбы мало шансов на случайное обнаружение».
«Да», согласился Конгрив, «он мог бы просто. Как минимум, он поднялся бы наверх задолго до рассвета. Долгая, холодная ночь там наверху. Он бы поел, что-нибудь горячее выпил».
«Я знаю, о чем вы думаете. Но это был очень профессиональный удар. Он был бы чрезвычайно привередлив».
— И все же, Росс, гравитация часто бывает на стороне закона. Люди роняют всякие вещи, когда отмывают кровь из ванны. Всю ночь ломал дерево, ну…
«Офицеры на месте преступления тщательно изучили этот момент».
«Следователей на месте преступления, суперинтенданта Сазерленда, не следует путать с Эмброузом Конгривом».
«Извините, сэр, я только имел в виду…»
«Мы сделаем три шестьдесят вокруг основания дерева», — сказал Конгрив, натягивая пару латексных перчаток из сумки Сазерленда. «Радиус пятнадцати футов. Вы идете туда, я пойду против часовой стрелки. Превышение требований, да? Они так думают? Ей-богу, у них еще одна мысль, Сазерленд!»
Двадцать минут спустя, в дождевиках, покрытых грязью, ветками и мокрыми листьями, двое полицейских встретились на противоположной стороне дерева. «Ну. Хороший беглый осмотр, полагаю. Давай сделаем это еще раз, ладно? Я возьму твою половину», — сказал Конгрив. Он упал на колени и, с факелом в одной руке, начал осторожно перелистывать слоями листьев другой.
Сердце Сазерленда екнуло, когда не прошло и пяти минут, как он услышал восклицание Конгрива: «Ага!»
Сколько бы раз он ни слышал это от Эмброуза Конгрива, он знал, что «а-ха» означает только одно. Холодный след только что стал значительно теплее.
— Что у тебя есть, шеф? — спросил он, глядя через плечо пожилого мужчины на мокрый черноватый предмет, зажатый между его большим и указательным пальцами.
«Не уверен. Попробуй обратить на это внимание, хорошо? На что это похоже для тебя?»
«Понятия не имею. Какой-то заплесневелый корень?»
Конгрив вытащил лопатку и сунул ее в прозрачный пластиковый пакет для улик.
«Похоже, да, именно поэтому ваши ребята с места преступления пропустили это, поскольку они склонны к резким суждениям. Вообще-то сигара», — сказал он, поднеся прозрачный пакет к свету Сазерленда. — Видишь следы зубов?
Росс взглянул на вещь с другой стороны.
«Да», сказал он. «А здесь это похоже на кусочек фольги от обертки, вставленный в лист обертки. Видишь?»
Глава шестая
Джорджтаун
ЛЕКС ХОУК НЕ МОГ СПАТЬ. ОН НЕ МОГ ОСТАТЬСЯ один в своем большом пустом доме в Джорджтауне в Вашингтоне, и он не мог представить, что вернется в Англию, утопая в этом чертовом чае и сочувствии. Он перевернулся и посмотрел на часы возле кровати. Полночь. Христос. Он зажег лампу и взял в руки книгу — потрепанное первое издание «У свиней есть крылья».
Вудхауз с детства был одним из немногих авторов, имевших хотя бы малейшую способность взять его на руки и привести, брыкающегося и кричащего, в вполне хорошее настроение. Он, должно быть, прочитал этот роман раз десять, и он никогда не утрачивал своей способности вызывать у него громкий смех. Он прочитал пятнадцать минут, сел прямо на кровати и швырнул книгу в твердом переплете через комнату.
Даже Вудхауз его подвел.
Ему удалось ударить особенно отвратительную хрустальную настольную вазу Уотерфорда, которую кто-то прислал в качестве свадебного подарка (почему Пелем развернул этот ужасный предмет и оставил его, так и осталось загадкой), которая разбилась о стену с очень приятным грохотом. Словно стеклянные тарелки, по которым ударяли тяжелым деревянным молотком.
Там. «Так немного лучше», — подумал он, жадно бегая глазами по комнате в поисках чего-то еще более существенного, чтобы расколоться на тысячу кусочков.
Он собирался вылезти из постели и налить себе крепкого бренди, прежде чем пробить кулаком стену, когда зазвенел телефон.
«Привет!» — прорычал он, не потрудившись скрыть своего настроения.
«Не можешь заснуть?»
«Что?»
«Я видел, как зажегся свет в твоей спальне».
«Привет, Конч. Как ты, черт возьми?»
«Здорово. Облако Девять. Счастливее, чем свинья в…»
— Ты позвонил, чтобы подбодрить меня, так?
Консуэло де лос Рейес, Конч, была государственным секретарем США. Она была довольно красивой и умной и жила через дорогу. Сосед Хоука вот уже около двух лет. Она также была любовницей Алекса. Но это было гораздо раньше, чем они хотели вспомнить. Проверь это. Конч хотел вспомнить. И она никогда не позволяла Алексу забыть об этом.
«Эй, мистер. Помнишь меня? Твой старый приятель по рыбалке?»
«Извините. У меня совершенно отвратительное настроение».
— Хорошо. Я тоже. Давай выпьем.
«Блестящая идея. У тебя или у меня?»
«Ваш. У вас винный погреб гораздо лучше. Дайте мне пять, чтобы я что-нибудь накидал».
Через полчаса раздался звонок в дверь, и Хоук ответил с бутылкой «Лафита 53-го года» в руке. Старая пословица: «Жизнь слишком коротка, чтобы пить дешевое вино», никогда не казалась более уместной. Полностью осознавая с детства, что каждую секунду своей жизни мы все висим на волоске, дикость на ступенях церкви Святого Иоанна положила конец самому хрупкому представлению Хоука о безопасности.
Хоук открыл тяжелую дверь.
Глаза Конча заблестели, и она обняла его, нежно похлопывая правой рукой по плечу. Они стояли в дверях, молчали, просто держась.
Наконец, Алекс отстранился и посмотрел на ее перевернутое лицо, тихо говоря:
