стихотворений собственного сочинения, отличавшихся, замечу сразу, немалым мастерством. Я немного удивился, поскольку и сам собирался вволю похохотать, но, будучи любителем, насладился этими прекрасными фрагментами жизни, его поэтическими порывами. И ко всему прочему заметил на лице актера неподдельный восторг – понимаете, он был счастлив предложить наконец что-то другое. И верил в свою аудиторию. Но при этом нарушил контракт. Зрители загудели, поначалу негромким ропотом выражая свое удивление. Затем в воздух взлетело несколько смешков, словно кто-то из присутствовавших учуял замаскированную шутку. Но когда десять минут спустя не последовало ни скетчей, ни юморных жизненных наблюдений, тон изменился, а вместе с ним и атмосфера. На смену доброжелательности пришла враждебность. Раздался первый голос, потребовав объяснений. Затем еще один – в каких выражениях, я вам сказать не могу. И вдруг зал оглушительно засвистел. Лицо Вито исказилось гримасой, но он стойко решил довести начатое до конца. И тогда мне пришлось стать свидетелем весьма скверного зрелища. Из зала на сцену полетели всевозможные предметы. Потом на подмостки взбежали не меньше пяти человек, дабы заткнуть рот актеру, продолжавшему декламировать, несмотря ни на что. Его храбрость граничила с безумием. Зрители один за другим покидали зал. После нападения этих скотов Вито остался неподвижно лежать на сцене. Я поднялся ему помочь, позвал режиссера, и мы вместе уложили его на диван в ложе. У него обильно шла кровь, но мы, хоть и не были медики, все же понимали, что рана поверхностная, что у него лишь разодрана кожа на голове. В общем, ничего страшного. Через час Вито пришел в себя и открыл глаза, но сиявший в них до этого блеск совершенно исчез. Я предложил ему сопровождать меня в моих странствиях, пообещав если не обеспечить былой успех, то хотя бы устроить побольше перипетий, превращающих человеческую жизнь в приключение. Он согласился, но рот с тех пор открывает, только чтобы дышать да питаться. Это называется травматический синдром, понимаете? Так или иначе, но он мой единственный друг, я бы даже сказал брат. Что же до его молчания, то оно отлично мне подходит, потому как сам я, как вы уже наверняка заметили, склонен к длинным монологам.

Он опять расхохотался, и Анри наградил его вежливой, хотя и бесполезной улыбкой в спину.

– Кстати о питании, что вы, друг мой, скажете насчет завтрака?

Хотя его не отпускала тревога, Анри ответил согласием. С парой этих маргиналов, объявивших себя вне общества и скрывавшихся в салоне необычного лимузина, он чувствовал себя отрезанным от мира, а значит, в безопасности. Выйти из машины? В голову пришла мысль о Деле. Ориентировку на него наверняка уже разослали по всем жандармериям и комиссариатам полиции. Анри сомневался, что маячить на глазах у окружающих почти в трехстах километрах от места преступления для беглеца было хорошей идеей. Но как объяснишь это невольным сообщникам? Да и потом его терзал голод.

«Кадиллак» свернул на правую полосу, съехал на обочину автострады и остановился. Троица вышла. На свежем утреннем воздухе Анри, на котором так и не высохла одежда, задрожал от холода.

– Боже милостивый, друг мой! И паршивый же из меня хозяин. У вас же зуб на зуб не попадает.

Маквей откинул крышку багажника, открыл лежавший там чемодан, покопался в нем и вытащил бежевые бархатные брюки и рубашку с большим, закругленным воротником.

– Держите, друг мой, надевайте. Это шмотки Вито, который с величайшим удовольствием вам их одолжит. Верно я говорю, месье поэт?

Вито невозмутимо кивнул головой и что-то промычал под нос.

Анри поблагодарил и переоделся, воспользовавшись крышкой багажника в качестве ширмы.

– Пока Вито будет скармливать нашей колымаге новый рацион горючего, мы подождем его внутри, вы не против?

Анри двинулся вслед за обливавшимся потом Маквеем, выряженным с головы до ног в черное облачение и закутанным в широкое, того же цвета манто, доходившее ему чуть ли не до пят. Когда они устроились в безлюдном зале, пропитанном запахами моющего средства с ароматом сосны, официантка Жозиана Маше, с трудом волоча ноги, принесла им два кофе.

Девушка не выспалась. Все потому что поздно легла – смотрела телефильм, безраздельно завладевший ее вниманием, и продержалась до самой развязки (герой фильма Мишель на самом деле оказался женщиной, сестрой-близнецом жертвы убийцы, и соблазнил последнего, чтобы, в свою очередь, подобраться поближе и убить). В результате Кристиан Маше, ее муж, уснул раньше, утомленный рабочим днем в коммерческом отделе компании CGEV, небольшого предприятия, специализирующегося на стройматериалах, а она все смотрела, как он храпит, без конца задаваясь вопросом, надолго ли еще затянется карусель ее жизни. Вспоминала день их знакомства, когда еще могла позволить себе надежды. Так или иначе, Жозиана воспользовалась всеми советами по личностному развитию, пусть и тщетно. И больше этим шарлатанам верить не будет.

Под конец, в три часа ночи, ей все же удалось уснуть, но уже в четыре зазвонил будильник.

Маквей прикурил длинную сигарету.

– Ну что, друг мой? Ветра какой судьбы гонят вас вперед? Что вы собираетесь отыскать у наших германских друзей?

Не готовый рассказать свою историю, Анри довольствовался полуправдой.

– Я ищу одного немца, друга моего деда.

– Вот как? Я так понимаю, история времен войны?

– Да, когда они были на фронте, он спас моему деду жизнь.

– Вот оно что. Таким образом, у вас есть возможность убедиться, что даже в наихудших кошмарах доброта всегда находит лазейку, чтобы о себе заявить. Иначе почему, по вашему мнению, художественный вымысел буквально пестрит историями такого рода? Литература, кино… Стоит лишь наклониться, и под ногами в этом компосте обязательно отыщется занимательная интрига. И зачем же вам понадобился этот немец?

– Э-э-э… Мне, некоторым образом, хотелось бы его поблагодарить.

Затем к ним присоединился Вито, и с завтраком вскоре было покончено. Маквей на все лады проклинал Германию, Анри лишь качал головой, вовсю пытаясь убедить себя, что все это лишь дурной сон. А Вито в перерывах между парой глотков кофе опять что-то мычал.

– Ладно, ребятки! В путь! Уже вечером, друг мой, мы будем у немцев! Давайте-ка попросим счет.

Когда они встали из-за стола, Анри вдруг вспомнил, что в кармане у него ни гроша.

– Я чрезвычайно стеснен в средствах, – заявил он Маквею. – Мне пришлось уехать без денег. Но обещаю рассчитаться с вами при первой же возможности.

– Уж о чем о чем, а об этом, друг мой, не беспокойтесь! Вы мой гость. Единственное, я попрошу вас о крохотной услуге, если вы, конечно, не против. Подержите, пожалуйста.

С этими словами Маквей снял свой необъятный плащ