Наконец, замок был вырезан. Дверцу распахнули, и из сейфа повалил дым. Пачки выгребли прямо на пол и накрыли куском брезента. Топча брезент, Лютиков орал, как резанный:

- Убить тебя мало, мудак!

Еле его успокоили.

Деньги положили на брезент и отнесли в мансарду, построенную на гараже. Пачки посчитали. Оказалось, что всего в сейфе находился один миллион восемьсот тысяч. Минус тридцать тысяч, которые сильно пострадали от огня.

- Как будем делить? - спросил Рябой.

- Как договорились - по количеству участников, - сказал Дынников. - На четверых. - Он отделил от кучи одну пачку сторублевок и сунул автомеханику. - Это тебе.

- Не надо, - сказал автомеханик.

- Бери, козёл! - гаркнул Лютиков. - Бери, пока я не передумал!.. Мне тебя замочить легче, чем уговорить!

Автомеханик взял пачку и, не зная, куда её деть, крутил в руках.

Лютиков разбросал деньги на четыре кучи. На каждого вышло почти по четыреста пятьдесят тысяч. Кучки выглядели не так солидно, как содержимое сейфа.

- Это если на четверых, - подумал Лютиков вслух. - А если на двоих - то по девятьсот тысяч.

- Ты это к чему? - спросил Дынников.

- А зачем нам с этими делиться? - сказал Лютиков со смешком и неторопливо извлек из кармана пистолет. - Брат, а давай их грохнем. Всех. А бабки поделим на двоих.

Рябой побледнел. К такому повороту он был не готов. Дымок, потянувшись было к карману, где лежал пистолет Марголина, застыл, как статуя, и сказал:

- Какой был договор? На четверых, - значит, на четверых. Убери пушку!

- Ну, ну, ты это брось, - сказал Дынников рассудительно. - Ссориться из-за бабок - это не по-мужски.

- Делиться с лохами - вот что не по-мужски!

- Ну, как знаешь, - сказал Дынников с покорностью в голосе.

И вдруг в руке у него появился "макар", направленный Лютикову в грудь. То же самое сделал Дымок.

Лютиков глянул на одного, потом - на другого - и захохотал, как-то нервно, визгливо…

- Да вы че, ребята? Шуток не понимаете?

- Положи шпалер на стол! - приказал Дынников. Лютиков подчинился. Дынников, продолжая держать его на мушке, взял пистолет, сунул себе в карман и сказал: - Забирайте свои доли.

Дымок и Рябой сгребли деньги в полиэтиленовые пакеты, торопливо попрощались и направились к лестнице.

- Не будь дураком, - не сказал, а прошипел Лютиков. - Отдай пистолет!

- Сразу не тратьте! - крикнул Дынников вслед уходящим. - Подождите хоть пару месяцев!

Они кивнули и ушли.

- Сейф завтра ночью отвези на Портовую и выбрось с набережной в Дон, - сказал Дынников автомеханику. - И гляди - без фокусов. На нас два трупа висят. Если что не так, париться будешь лет девять.

- Я не дурак, - сказал автомеханик. - Мне дважды повторять не надо...

Напарники молча вышли на улицу. Уже светало. На улице было безлюдно.

- Баран ты, - сказал Лютиков негромко. - Надо было их грохнуть. Всех.

- От барана слышу! - отгрызнулся Дынников.

- Они нас под цугундер подведут, - сказал Лютиков. - Это же конченые лохи!

Автомеханик выполнил приказ. Ближайшей ночью он утопил сейф в Дону. А деньги тратить не стал. Когда через два дня к нему приехали сотрудники милиции, он молча открыл шкафчик, где хранил слесарные инструменты, и вручил зацапанную пачку.

А вот Дымок и Рябой, отоспавшись после напряженной ночи, сразу после обеда отправились искать неприятности. Дымок оформил в агентстве недвижимости сделку-покупку трехкомнатной квартиры, а Рябой приобрел в автосалоне "Волгу". Новенькую, черную, со всеми наворотами. Это была его давнишняя мечта.

Связывайся после этого с лохами!..

В восемь часов утра Чернощеков, небритый, с зеленым после бессонной ночи лицом, какой-то взъерошенный, был в офисе. Он приехал сюда прямо из ОВД. Даже домой не заглянул – переодеться.

Сотрудники агентства уже всё знали. В восемь часов двадцать минут в офис без стука вошел Глеб - начальник службы охраны. Он нёс краповый берет, до верха наполненный купюрами.

- Это - семьям погибших от нас, - сказал Глеб, кладя берет на столешницу.

- Спасибо, дорогой, - сказал Чернощеков.

Когда Глеб ушёл, директор по селектору связался с бухгалтерией и поручил выделить средства на похороны и выдачу материальной помощи – от фирмы. Потом он сунул в рот очередную сигарету "Мальборо" и закурил. Мыслей в голове не было никаких. Одна усталость.

В восемь тридцать пять дверь снова распахнулась. Послышались протестующие вопли секретарши, но Виктор Григорьевич Закаблуков оказался настырнее.

- Я всё знаю, - с порога заявил Каблук. - Честно скажу, Паша, - поражен! Я, грешным делом, решил, что ты меня продал... А тут такое!..

- Не понимаю, о чем ты! - сказал Чернощеков устало.

- Да-да, всё верно! - заорал Каблук. - Ты, конечно же, не в курсе… Но то, что Шерхана грохнули, - это штука посильнее "Фауста" Гёте! За это памятник надо ставить! При жизни!..

- Ну, если ты так расчувствовался, закажи мне надгробие.

- Не дури, Паша. Шерхана больше нет, полгорода вздохнет с облегчением.

- Свято место пусто не бывает, - сказал Чернощеков. - Вместо Шерхана сразу объявится другой чурка. Держу пари, сегодня к вечеру будет сходка... Уехать куда-нибудь, что ли? Месяца на три...

- Не бзди, всё путём... - Тут Закаблуков взглянул на часы и заторопился. - Знаешь, у меня встреча через двадцать минут... Я, собственно, лично заехал к тебе, чтобы сказать: я твой вечный должник.

- Должник? - произнес Чернощеков задумчиво. - Может, с сегодняшнего дня плату увеличить за охрану на десять процентов?

- Зачем же понимать так прямолинейно? - опешил Закаблуков. - Я это в широком смысле сказал. Ты меня выручил. Я при случае - тебя...

- Хорошо, я подумаю, - сказал Чернощеков. - Если спешишь – до-свидания!

- Бывай, Паша. Всех благ! - И Закаблуков удалился столь же стремительно, как появился. Чернощеков усмехнулся.

Голова трещала, и он достал из стола початую пачку цитромона. Запить было нечем. Чернощеков помнил, что вчера прикончил все запасы минеральной воды и собирался сегодня, до работы, купить упаковку "Аксу" или "Меркурия". Послать секретаршу? Её черти будут носить минут двадцать...

Открыв холодильник, критически оглядел бутылки. Запивать лекарство смертным не хотелось. Ладно, глоток джина с тоником ему не повредит...

С запотевшим стаканом он вернулся на своем место. И вовремя: на столе затрещал телефон.