Для современников и потомков одним из самых впечатляющих проявлений смелого коммерческого предприятия послужил взлет Вест- и Ост-Индской компаний, даже притом что экономическая значимость этих двух больших торговых корпораций на самом деле была меньше, чем будничное фрахтовое дело в Западной Европе и рыболовство в Северном море. Торговля зерном на Балтике была, как отметил в 1671 г. де Витт, «источником и основой наиболее значимой коммерции в этих землях». В начале XVII в. в этой торговле участвовало около 1200 голландских судов, и за первую половину того же века количество прошедших через пролив Зунд голландских кораблей превосходило число английских в соотношении примерно 30 к 1. Уже к 1666 г. в торговле на Балтике было задействовано почти три четверти активного капитала Амстердамской биржи. Рыболовство в Северном море — лов сельди, пикши, трески и щуки — в 1580–1639 гг. также называлось «наиважнейшим промыслом и основной золотой жилой» Соединенных провинций. Примерно 40 лет спустя де ла Кур утверждал, что в этом промысле участвовало более тысячи рыболовецких судов грузоподъемностью от 48 до 60 тонн. Он подсчитал, что в рыбной индустрии, вместе с ее вспомогательными производствами, было занято примерно 450 тысяч человек по сравнению с 200 тысячами, задействованными в сельском хозяйстве, и около 650 тысяч в остальных производствах. Оценки стоимости улова варьируются в широком диапазоне, однако де ла Кур приводит цифру (на 1662 г.) 8 миллионов флоринов (почти миллион фунтов), что, вероятно, не так далеко от истины. Рыбная промышленность строго контролировалась посредством правил, установленных гильдией и правительством, обеспечивающим высокий стандарт качества для бочковой сельди в рассоле на экспорт, а также свежей и копченой рыбы, которой питались по всей стране, где только богатые могли позволить себе мясо более одного раза в неделю. Большую часть XVII в. Энкхёйзен и Роттердам являлись двумя основными центрами ловли сельди, как Амстердам центром арктического китобойного промысла. Последний был организован в 1614–1642 гг., как монопольная Северная компания, а впоследствии — и более успешно — как свободное предпринимательство, когда Генеральные штаты отказались возобновлять монопольные привилегии компании.

Провал грандиозных планов Северной компании представляет собой любопытный контраст с развитием Вест- и Ост-Индской компаний в тот же период времени, хотя позднее для WIC добром это не кончилось. Как и другие образования Голландской республики, эти две компании несли на себе печать олигархии, которая со временем становилась все более заметной. Их создание и первоначальное становление также иллюстрируют взаимодействие торгового и правящего сословий и усиливающуюся роль амстердамских капиталистов и инвесторов в заморской торговле.

Каждое из шести региональных отделений Ост-Индской компании имели совет директоров, изначально идентичных местным директорам объединенных компаний-первопроходцев, пожизненно занимавших свои посты. Когда директор умирал или, крайне редко, выходил в отставку, его коллеги-директора представляли список из трех кандидатов местным представителям штатов провинции, которыми обычно являлись заинтересованные городские бургомистры и которые выбирали одного кандидата на освободившуюся вакансию. Heeren XVII — 17 директоров избирались из региональных директоров, которые, в свою очередь, выбирались из вкладчиков с минимальной долей в 6 тысяч флоринов для региональных советов и 3 тысячи флоринов для подчиненных советов Хорна и Энкхёйзена. Таких ведущих вкладчиков называли hoofdparticipanten — основные акционеры. Восемь из Heeren XVII представляли Амстердамский совет, четверо Мидделбургский, и по одному от каждого из остальных советов. Семнадцатый директор назначался на основе ротации из представителей всех советов, за исключением Амстердама.

Такое несменяемое и олигархическое по своей природе управление вскоре породило сильную враждебную критику как среди обычных вкладчиков, не имевших никакого влияния на политику руководства, так и среди hoofdparticipanten — основных акционеров, остававшихся вне узкого круга директоров и их друзей. Когда в 1623 г. был впервые обновлен устав компании, Генеральные штаты предприняли вялую попытку как-то отреагировать на эту критику, постановив, что с этого времени директора могли избираться только на трехлетний срок и что список на заполнение трех директорских вакансий будет подавать комитет, включающий в себя равное количество директоров и основных акционеров. В итоге на практике это мало что изменило. Все вышедшие в отставку директора имели право быть избранными заново, а обладавшие правом голоса основные акционеры не испытывали желания наносить ущерб своим будущим прибылям, восстанавливая против себя действующих директоров. Поэтому отставные директора почти неизменно переизбирались, а вакансии, освободившиеся в результате смерти одного из них, по-прежнему заполнялись из того же узкого круга основных акционеров — порой путем жеребьевки.

Тесные связи директоров с правящим сословием убедительно изображены в 1622 г. одним памфлетистом, повторившим английские и французские сетования по поводу невозможности добиться возмещения действительного или мнимого ущерба, причиненного этим странам на Востоке служащими VOC. «Ибо, — говорят они, — если мы жалуемся правителям или в магистраты городов, то там сидят директора… если в адмиралтейства, то там опять же директора. Если в Генеральные штаты, то и там мы обнаруживаем, что они заседают совместно с директорами». Такие близкие связи директоров с правящим сословием послужили главной причиной того, почему они могли откладывать в долгий ящик или вовсе игнорировать критику недовольных вкладчиков относительно их поведения и укреплять свои позиции никому не подотчетной бессменной олигархии. К 1644 г. Heeren XVII чувствовали себя до того уверенно, что заявили Генеральным штатам: «Поселения и укрепления, захваченные в Восточных Индиях, следует рассматривать не как завоевания государства, а как собственность частных торговцев, которые имеют право продать эти селения кому только пожелают, хоть королю Испании или любому другому врагу Соединенных провинций». Можно добавить, что после 1634 г. критика в адрес директоров со стороны вкладчиков быстро пошла на убыль, когда Heeren XVII приступили к выплате щедрых годовых дивидендов в звонкой монете. Диапазон выплат составлял от 15,5 до 50 процентов, достигнув в 1715–1720 гг. высшей точки, когда шесть этих лет подряд выплачивались ежегодные дивиденды в 40 процентов.

Вкладчики первоначального оборотного капитала VOC привлекались из всех слоев общества, хотя естественно, что среди них преобладали богатые и состоятельные, по причинам, разъясненным летописцем того времени относительно успешности экспедиции ван Нека: «Прибыль эта предназначалась для богатых и влиятельных людей, которые могли позволить себе вложения капиталов на длительный срок; обычный же человек не мог замораживать свой ежедневный доход так надолго, и подобные люди поступали с большей пользой, вкладывая свои деньги в торговлю с соседними странами». Высшие чиновники, городские советники, богатые купцы и торговцы-капиталисты внесли основную массу капитала, и сумма вкладов ранжировалась от 10 до 85 тысяч флоринов. Среди первых инвесторов заметно выделялись эмигрировавшие из Антверпена и Южных Нидерландов банкиры-торговцы, и к концу десятилетия их финансовый перевес стал еще более ощутимым. С течением времени эти богатые эмигранты растворились в правящем сословии, и крупные акционеры перекупили большую часть долей мелких инвесторов. Одновременно амстердамские инвесторы, внесшие больше половины первоначального оборотного капитала компании, протянули свои щупальца к другим региональным палатам. К концу XVII в. 108 амстердамских вкладчиков контролировали около трех восьмых акционерного капитала палаты Зеландии и более половины всего капитала, которым владела VOC в Амстердаме.