Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На первом заседании съезда Ельцина не было. Появившись наконец, он сказал, что «доверяет Горбачеву теперь значительно больше, чем даже три недели назад, до путча». Взявший слово Горбачев говорил как убежденный демократ – он полностью принял язык победителей. Он выразил сожаление в связи с тем, что не порвал с «тоталитарной системой» год назад и не решился опереться на «все демократические силы». Обвинения Оболенского он отверг: оставаясь вместе, республики смогут преодолеть экономический кризис. «Нас поддержит и Запад…» В перерыве Горбачев встретился с группами делегатов и успокоил их: Верховный Совет СССР останется как гарант единой государственности[1181].
Горбачев на съезде был неутомим – находил нужные правовые развязки, чтобы избежать потенциально взрывных дебатов, в кулуарах активно работал с растерянными делегатами и умело «хоронил» сеющие распри предложения. Когда республиканские лидеры не смогли организовать конституционное большинство в две трети голосов для отмены советской конституции и роспуска съезда, Горбачев, который на этом заседании был председателем, поставил делегатов перед внезапным ультиматумом: либо они разъезжаются по домам, либо голосуют за отмену конституции простым большинством! Позднее в разговоре с британским послом он признавался: «Мне нужно было слегка манипулировать законом, чтобы добиться нужного [республиканским лидерам] результата». Депутаты сдались. 5 сентября съезд и конституция тихо отправились на свалку истории. 1900 делегатов собрали багаж и отправились по домам, в чемоданах они везли колбасу и другие деликатесы, которые еще можно было найти в кремлевских буфетах.
Помощник Горбачева Вадим Медведев утверждал, что советский президент действовал правильно, хотя «внешне не очень демократично» – роспуск старых унитарных структур был продиктован логикой ситуации. Это был «последний шанс для спасения страны». Соглашались с такой оценкой и Шахназаров, и Черняев. Рыжков, напротив, уже будучи в отставке, назвал роспуск съезда и конец советской конституции «глупостью» – Президент СССР помог Ельцину разрушить законные структуры, не приобретя взамен ничего существенного[1182].
6 сентября Горбачев созвал в своем кремлевском кабинете первое заседание Госсовета. Состоящая из республиканских суверенов новая правящая олигархия с трудом верила свалившейся политической удаче. Ельцин позволил Горбачеву вновь оказаться в центре событий – по крайней мере, на время[1183]. Первым вопросом на повестке дня стояла независимость прибалтийских республик. На съезде обсуждать ее времени не было. Горбачев попытался выстроить юридический водораздел между «восстановлением» уничтоженной в 1940 году государственности балтийских стран и суверенитетом других республик СССР. Двумя годами ранее такой шаг был бы революционным. Теперь же он выглядел как легалистская уловка. Представители балтийских стран в Госсовет не входили, но на заседании «случайно» оказался премьер-министр Эстонии Эдгар Сависаар. На самом деле он переживал, что «междуцарствие» в Москве может завершиться в любой момент – Ельцин и Горбачев достигнут соглашения, после чего Россия поставит под сомнение балтийскую независимость. На встрече Сависаар называл других республиканских лидеров по-советски «товарищи» и всячески пытался выдерживать примирительный тон. «Вопрос о нашем разводе не надо драматизировать, – сказал он. – Потому что мы все в одном географическом пространстве. Мы не можем улететь на Луну»[1184].
Республиканские лидеры проголосовали за формирование делегации, которая будет вести переговоры с тремя балтийскими республиками «по всему комплексу вопросов, связанных с защитой прав граждан и интересов этих республик и СССР». Это означало длительный процесс урегулирования соглашения о разводе с многочисленными условиями и оговорками. Горбачев попросил Яковлева, Шеварднадзе и Собчака возглавить переговоры, каждый из них должен был отправиться в одну из трех республик. На следующий день «Известия» мелким шрифтом опубликовали текст признания Госсоветом независимости прибалтийских стран, рядом с новостью о столкновениях между хорватами и сербской армией[1185].
Ставка Горбачева на временное правительство стала его последним и самым отчаянным шагом. В активе у него оставались только конституционный статус Президента СССР, международная слава и страх республик перед полным экономическим крахом. Однако всего за два месяца призрак нового Союза развеется, как короткое московское бабье лето. Ельцин хотел, чтобы его Россия стала естественным лидером постсоветского пространства без какого бы то ни было органа власти над ним. Горбачев тешил себя иллюзией, что экономических страхов и поддержки его Западом будет достаточно, чтобы загнать республиканских властителей в общий политический проект. На самом же деле он просто подставлял свое плечо под выпавшее на долю Ельцина и республиканских баронов политическое бремя. Или, как позднее говорил его пресс-секретарь Андрей Грачев, Президент СССР поставил себя в положение короля Лира, раздав свое «царство» взамен на обещания добрых намерений[1186].
Глава 13
Какофония
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая…
Шалтая-Болтая собрать!
Английское детское стихотворение
(в переводе С. Я. Маршака)
Что с возу упало, то пропало.
Русская пословица
КОНЕЦ КРЕДИТАМ
После августовского путча советский МИД попал в сложную ситуацию, поскольку большинство дипломатов выполняли приказы хунты. «Будь я высокопоставленным советским чиновником, то, наверное, сделал бы то же самое, что сделал Бессмертных и другие коллаборанты», – самокритично заметил в дневнике британский посол Родрик Брейтвейт. Российский министр иностранных дел Андрей Козырев направил в штаб-квартиру МИДа группу следователей для чистки высшего эшелона советской дипломатии. После того как Горбачев уволил Бессмертных, настала очередь его первого зама Юлия Квицинского – тот визировал телеграммы в посольства и консульства СССР, предписывающие сотрудничать с ГКЧП. Советский