– Что вы дадите ему с собой, мой Лорд? – спросил Хозяин.

– Меч, который дан был мне, если он этого захочет, – ответил Горн.

– Что вы дадите ему для передачи, мой Лорд?

Она начала было переводить этот вопрос Хью, но вдруг поняла, что старик уже что-то отвечает – хоть и медленно, как обычно, но с каким-то странным, резким нажимом.

– Ты внук своего деда, Сарк, но где же дети его дочери?

– Все мы, – сказал темноволосый человек, – все мы ее дети.

– Дети страха. Это-то и связывает нас. И правые руки наши бессильны помочь нам. А ты не продашь нас снова, Сарк? Аллия, принеси меч.

Девушка подошла к сундуку, стоявшему у внутренней стены зала, встала на колени и откинула крышку.

Напряжение, возникшее между Горном и Сарком, было таким сильным, а причина его настолько неясна ей, что Айрин даже не сделала попытки перевести что-либо Хью. Вместе с ним она во все глаза смотрела на Аллию.

Окутанная летящим облаком светлых вьющихся волос, девушка вновь пересекла зал, неся на вытянутых руках яркую, тонкую полосу света. Она остановилась было напротив отца, но тот коротким повелительным жестом указал ей на Хью. Аллия подошла к Хью, улыбаясь, слегка приподняла руки, но губы и лицо ее были бледны.

Хью посмотрел на меч и едва слышно прошептал:

– Боже мой!

Не поднимая глаз, не отрывая их от клинка, не глядя ни на Аллию, ни на Горна, ни на Айрин, Хью неуклюже, но с упрямой решимостью принял меч из рук девушки. Меч явно весил немало. Хью не сделал попытки взмахнуть им, со свистом рассечь воздух, но как-то неловко держал его перед собой – словно за барьер держался.

– Значит, – сказал он отрешенно, – то, с чем мне придется встретиться, вполне реально.

– Похоже, что так, – прошептала Айрин.

– Я надеялся, что это просто какое-нибудь колдовство. Тогда было бы легче. Слушай, ты лучше все-таки скажи им, что в школе я фехтованием не занимался.

Он аккуратно уставил кончик меча в полированный пол и положил руку на рукоять, глядя вниз на гарду и лезвие с недобрым уважением. Красиво отделанная рукоять удивительно подходила к его крупной руке; лезвие было очень тонким и длинным. Эфес, где Айрин искала подобие крестовины, как на мечах, виденных в книгах, представлял собой массивный овал, украшенный цепочкой желтых камней.

Подняв наконец глаза, Айрин заметила, что остальные все еще смотрят на меч. Лицо Сарка покраснело и как-то постарело; Горн казался невозмутимым.

– Он говорит, что не владеет искусством фехтования, мой Лорд, – сказала Айрин и испытала странное чувство маленького злорадного удовлетворения, словно заключила союз с Хью против Горна и всех остальных.

– Не знаю, помогло бы ему это искусство или нет, – сказал старик. – Я просто не имел права посылать его туда безоружным. – Голос его звучал печально, и вспыхнувшее было негодование погасло в душе Айрин.

– Мне кажется, это его меч, из Столицы, – сказала она Хью.

– Спасибо, – сказал Хью старику на языке вечерней страны; потом обратился к Айрин: – Ну что ж, могут они, по крайней мере, сказать мне, куда идти и что делать?

Она еще не успела до конца перевести его вопрос, а некоторые из мужчин, до сих пор стоявшие молча, разом стали отвечать. «Вверх на гору», – сказал один, а другой добавил: «Там, внутри», а старый Гобим сказал: «Это, вообще-то, сама Гора». Хозяин остановил их всех и сказал:

– Нужно подняться на гору до летнего пастбища. Ирена знает дорогу до Верхнего Перевала.

– Нет! – вмешалась вдруг Аллия, лицо ее казалось безумным и испуганным. – Пустите меня – я пойду с ним!..

– Ты не сможешь, – сказал Сарк. – Ты поползешь на четвереньках, умоляя вернуться назад, еще до того как перейдешь мост.

Он говорил с мстительным удовлетворением и не пытался это скрыть. Аллия, вся в слезах, повернулась к отцу и закрыла лицо руками.

– Скажи, о чем они говорят, – с отчаянием попросил Хью.

– Они хотят, чтобы ты поднялся на гору до самого высокого пастбища. Аллия хочет показать тебе дорогу, но понимает, что не сможет этого сделать. Лорд Горн…

Но тут Айрин услышала, как старик говорит Сарку:

– Ты бы снова послал девочку, да, Сарк? По-другому ты не умеешь. Но ты больше уже не в силах ни послать ее, ни удержать при себе. А дорога ведет в обе стороны. Куда смотрят лица тех, кто приходит к нам с юга?

– Скажи, пусть не беспокоятся, – сказал Хью. – Я отправлюсь, куда они скажут. Если уж я пойду с этой штукой искать неприятностей, то наверняка найду.

– Это далеко, и туда ведут разные тропы. Я пойду с тобой, я там наверху бывала раньше.

– Хорошо, – сказал он без лишних вопросов.

Айрин обернулась к Горну:

– Он пойдет. Я пойду с ним.

Старик склонил голову.

– Когда нам идти?

– Когда хотите.

– Когда ты хочешь отправиться в путь? – спросила она Хью.

Она чувствовала, что начинает дрожать; слезы Аллии вызвали и у нее желание расплакаться.

– Чем раньше, тем лучше.

– Ты так думаешь?

– Хочется с этим покончить, – просто сказал он и посмотрел на Аллию, которая прижалась к отцу, спряталась под его рукой и не подняла глаз навстречу Хью. – Завтра, – сказал он, немного помедлив. – Спроси их, согласны ли они.

– Тут распоряжаешься ты.

– Что-нибудь не так?

– Не знаю. Почему они не могут сказать… Это несправедливо! Мне кажется, они просто отсылают тебя, как… я не знаю… как овцу на заклание. Это как… – Но она не смогла подобрать нужного слова: «жертвоприношение».

– Они повязаны по рукам и ногам, – сказал он. – Они не могут сделать того, что должны. Если я это могу, то и сделаю. Это нормально.

– Не думаю, что тебе вообще следует идти.

– Я за этим и пришел, – сказал он и посмотрел на нее ясными глазами. – А между прочим, ты сама-то как? Если думаешь, что дело это неблагодарное… Нет никакого смысла попадать впросак обоим.

Она заметила, как отблеск пламени в очаге темно-красными бликами пробежал вверх по лезвию меча.

– Я знаю дорогу, тебе понадобится провожатый. И вообще, я так и так не хочу оставаться здесь. Больше не хочу.

– Я бы мог остаться здесь навсегда, – сказал он чуть слышно, глядя на Аллию, но не в лицо ей, а на ее руку, белевшую на фоне голубовато-зеленого платья.

– Весьма вероятно, что и останешься. – Помимо ее воли сострадание смягчило горечь этих слов; и все равно она будто отвечала предательством на предательство; но он так этого и не понял.