На самом деле, даже в этой ситуации начальство продолжало распоряжаться и вводить бесконечные импровизационные «улучшения». Движение по лессовому глинистому грунту Мандаринской дороги с ее крутыми спусками и подъемами для обозных повозок было весьма непростым делом. Осложняла его и разница в ширине дороги (около 17 метров) и мостов через овраги и ручьи (около 4–4,5 метров){2000}. Примером того, каким образом начальство превращало на «Мандаринке» отступавшие части в перемешанную толпу людей может послужить отход 1-го восточносибирского понтонного батальона. Эта часть уже имела весьма печальный опыт отступления от Ляояна, когда понтонеры со своим громоздким обозом тоже отступали в арьергарде армии. Тогда с огромным трудом удалось избежать значительных потерь{2001}.

Под Мукденом батальон получил приказ о начале движения из города 24 февраля в 21.00, и через час начал отступление обычном порядком, повозка за повозкой, в одну линию. «При первом встречном овраге с одним переездом через него, — отмечал в дневнике командир батальона, — означенный порядок нарушался заездами задних повозок по сторонам основной магистрали, из желания найти по сторонам другой переезд. За неимением же такового, означенные колонны останавливались перед обрывами оврага в 5–6 параллельных линий, имея впереди себя лишь один переезд. Пропуская через овраг обоз одной части, другая ждала своей очереди, заставляла ждать третью и т. д. При таком способе переправы сохранялась целостность обозов частей. Между тем кому то из распорядителей по переправе обозов через овраги показалось, что такая система переправы ненормальна, почему и сделано было распоряжение пускать из каждой колонны по 1–2 повозки. Пропустив из колонны 2 понтонные повозки, следующие могли проходить за первыми лишь тогда, когда из 5 остальных колонн пройдут по 2, т. е.(2х6=12) 12 повозок; после этих шли снова 2 понтонные и т. д. Получалась разрозненность обозов, и тем большая, чем чаще встречались овраги. При этом способе переправы управление обозом начальствующими лицами становилось окончательно невозможным»{2002}. Не удивительно, что в конце концов понтонеры понесли при отходе на Пухэ и на Мандаринской дороге значительные потери. Некоторые, как сводный батальон, потеряли все свои повозки и обоз{2003}.

Так как резерва, которым можно было попытаться восстановить дисциплину и контроль над отступавшими не было, Алексеев послал часть своих офицеров навести порядок в обозах и направить отступавших за дефиле широким фронтом вдоль дороги, благо промерзший грунт позволял это{2004}. Впрочем, и это сделать было не просто. «Движение без дорог в Манчжурии зимой, — вспоминал отступавший из Мукдена офицер, — весьма тяжело; поле все вспахано бороздами и сплошь покрыто срезанными пнями гаоляна до 1/4 аршина высотой»{2005}. За дефиле на расстоянии километра слева и справа от дороги массами шло то, что раньше было армией. Одновременно генерал-квартирмейстером были сделаны попытки наладить связь с VI Сибирским корпусом, потерянным в ходе движения вокруг Мукдена{2006}. Когда его головные колонны около 08.00 вышли из предгорья на дорогу, ситуация еще более осложнилась. Командир корпуса вспоминал: «На обширной площади, шириною в 5–7 верст и длиною в 15–20 верст, несколько всхолмленной, почти лишенной растительности и залитой лучами южного солнца, стояли и двигались войска и обозы трехсоттысячной армии. С трех сторон гремела артиллерийская канонада. Картина была грандиозная… Сразу нельзя было разобрать, что именно происходило. Войска двигались, как это мне показалось, большими массами, почти без промежутков. Обозы тянулись вереницею. Движение было очень медленное, так что в первую минуту, когда перед нами открылось отступление огромной армии, мне показалось, что войска не двигаются, а стоят на месте»{2007}.

Несколько ручьев, оврагов и река с обрывистыми берегами — все это никак не способствовало быстрому движению беспорядочной массы шириной в несколько километров. Железнодорожный вокзал Мукдена и окружавшие его склады также находились за городом, как раз на пути отступавших войск. Эвакуировать армейское имущество было невозможно — в районе городского вокзала был расположен армейский магазин, т. е. главный склад интендантства армий. Там было собрано свыше 3600 вагонов зерна и сухарей, свыше 1000 кубических саженей угля, огромное количество фуража. С вечера 24 февраля(9 марта) из Мукдена вывозился подвижной железнодорожный состав. Поезда в составе от 52 до 55 вагонов (в два раза больше нормы!) уходили «пакетами». Это были группы по 8—16 поездов, отходивших с интервалами в 8 минут. Исключительную выдержку и организованность проявили сотрудники железной дороги, благодаря работе которых эвакуация обошлась без несчастных случаев и жертв. В 5 часов 45 минут утром 25 февраля(10 марта) отошел последний «пакет». Крыши вагонов были облеплены людьми — начиналась паника{2008}. В Харбин было вывезено 1,5 тыс. только неразгруженных вагонов{2009}. Оставшееся имущество поджигалось. Утром 25 февраля обходившие город войска увидели огромные пожары — горели интендантские склады. На войска это зарево производило самое тяжелое впечатление{2010}. Вскоре появились проблемы материального характера.

Второй раз за короткое время люди, уставшие за время двухнедельных боев в февральские морозы вынуждены были сталкиваться с одним и тем же искушением. Оставляемые запасы разбирались — из-за «пробки» на Мандаринской дороге и медленного движения солдаты перемешавшихся частей вынуждены были простаивать около уничтожаемых запасов продовольствия, обмундирования, спирта. Видя оставление города многочисленные «вольные» торговцы начали раздавать свои товары, состоявшие прежде всего из спиртных напитков. Часть лавок стояла открытыми, и оттуда вывались пьяные солдаты, растаскивавшие коняк, ром, вина. Появилось большое количество пьяных, часть из них бесцельно бродила между городом и станцией. Брошенный русский городок начали грабить китайцы. Значительная пьяных на вокзале и при отступлении попала в руки японцев и китайцев. Участь вторых была незавидной — как правило, их убивали{2011}. После Ляояна они начали терять свой страх перед русскими{2012}. «Страсть к разрушению ради разрушения, — вспоминал английский журналист, — охватила солдат и грозила сделать их неуправляемыми. Допускать войска грабить свои же собственные склады — это как разрешать частично прирученным тиграм попробовать кровь»{2013}. Сделано было практически все, чтобы войска перестали быть войсками.