При отходе русские войска проходили между флангами обходивших их японцев, ширина разрыва между частями противника в ночь на 25 февраля(10 марта) составляла уже 24 версты{2014}. Противника удерживали сводные отряды, которые по мере сил держали оборону, в тылу у них подымались столбы пыли, явно указывавшие на движение обозов и войсковых масс по дороге. В конце концов, оказавшись без поддержки и без прикрытия артиллерии, части прикрытия начали откатываться{2015}. Близость японцев немеделнно сказалась на состоянии отступавших. «Расплывшаяся на широком фронте, — писал ген. М. В. Алексеев, — эта сволочь повалила назад уже вполне беспорядочной толпой. Ни уведомления, ни шашки, ни угроза револьвером не могла сдержать мерзавцев, потянувших в узкое пространство, еще не замкнутое неприятелем»{2016}. Солдаты бросали винтовки, а иногда направляли их против своих командиров{2017}. Войска медленно шли по переполненным дорогам, слыша справа и слева от себя огонь противника, все это угнетающе влияло на психику уставших людей{2018}. Около 9 часов утра несколько японских орудий обстреляли дорогу, по которой шли обозы, началась паника{2019}.

Японские артиллеристы поначалу опасались открывать огонь, так как их орудия находились слишком близко, но после первых же выстрелов все изменилось{2020}. «Произошло то, — анализировал доктор Е. С. Боткин, — что происходит в любом театре, когда вся собравшаяся толпа, вследствие действительной или ложной тревоги, должна выйти из здания через его узкие проходы. Произошла давка, паника; люди, находившиеся в крайнем нервном напряжении, совершенно обезумели: забыли родство, чины, душу, Бога и только спасали свой живот. Реакция соответствовала героизму предшествовавших дней…»{2021}. Один из молодых офицеров, пытавшихся навести порядок, в отчаянии покончил с собой{2022}. В какой-то момент единственной управляемой силой, бывшей в распоряжении командующего армией Бильдерлинга и начальника его штаба ген.-л. Мартсона, Алексеева был штабной конвой. Один из его младших офицеров предложил отправить этих кавалеристов в атаку на японские орудия. Но кризис был преодолен за счет нескольких полков, отступавших в порядке — их и направили на выстрелы. После этого Бильдерлинг и Мартсон отправились дальше, а руководить или вернее, пытаться руководить, остался Алексеев{2023}.

В принципе это руководство уже сводилось к тому, что, находя в отступавшей толпе какую-нибудь часть с офицерами, идущую в порядке, генерал-квартирмейстер армии направлял ее на прикрытие отступления. Беспорядок рос лавинообразно, начиналась полная потеря морали, когда заставлял бежать визуальный контакт с разъездом противника{2024}. Тем не менее управляемые подразделения еще встречались. Это мог быть и батальон с батареей и пулеметом, даже команда хлебопеков — все бросалось на укрепление цепи по сторонам Мандаринской дороги. «Недоумевавшие лица солдат этой команды, — вспоминал находившийся при Алексееве полк. Парский, — хорошо запечатлелись в моей памяти»{2025}.

Естественно, что для этого импровизированного заслона, находящегося под обстрелом артиллерии противника, было важно иметь поддержку собственной артиллерии. Кризис на дороге поначалу был преодолен благодаря иницативе одного командира батареи. Выведя орудия на прямую наводку, он заставил японцев прекратить огонь{2026}. Но управлять батареями в этом беспорядке было сложно — некоторые из них произвольно снимались с позиций, отстрелявшись по одной, раз указанной цели. При приближении японской пехоты артиллеристы не хотели рисковать своими орудиями и уводили их на дорогу. К часу дня она опять оказалась под перекрестным обстрелом японских пушек{2027}. И здесь, в котловине у реки Пухэ, армия окончательно разложилась, именно с этого момента применимы слова Алексеева: «25 февраля армия не хотела сопротивляться (подч. Алексеевым. — А.О.)»{2028}. В обозе и среди отступавших началась паника, после которой порядок уже навести было невозможно. Офицеры штаба армии собирали бежавших группами по 15–20 человек, но они разбегались при первом же взрыве шимозы. Повозки мчавшихся обозов калечили людей, особенно отличились артиллерийские парки с мощными лошадьми, сметавшими все на своем пути{2029}.

Находившийся с конницей у западного края «Мукденского горлышка» А. И. Деникин имел возможность наблюдать произошедшее: «Одни части пробивались с боем, сохраняя порядок, другие, расстроенные, дезориентированные — сновали по полю взад и вперед, натыкаясь на огонь японцев. Отдельные люди, то собираясь в группы, то вновь разбегаясь, беспомощно искали выхода из мертвой петли. Наши разъезды служили для многих маяком… А все поле, насколько видно было глазу, усеяно было мчавшимися в разных направлениях повозками обоза, лазаретными фургонами, лошадьми без всадников, брошенными ящиками и грудами развороченного валявшегося багажа, даже из обоза главнокомандующего… Первый раз за время войны я видел панику»{2030}.