В таких условиях армия по прежнему не была способна защищать себя. Да и армии по-прежнему не было. Полковник Парский, прибывший с Алексеевым, так описал обстановку: «В городе был страшный беспорядок, особенно около вокзала, где отправляли на север раненых и у складов; кажется, тут можно было встретить толпящихся представителей решительно всех частей; много, вероятно, было и беглецов, которых, говорят перехватывали иногда далеко за Телиным. Впоследствии от бывших тут в последний день боя лиц приходилось слышать о происходивших в городе безобразиях — беглецы силою занимали места в поездах, тесня раненых, грабили склады, было много случаев оскорбления офицеров, пытавшихся остановить и водворить порядок и проч. Так откликнулась в тылу Мукденская катастрофа!»{2059} Отступая, армия продолжала нести потери и расплачиваться за скверное управление. Эвакуировав из Мукдена прежде всего госпитали и санитарные части, Главнокомандующий не озаботился тем, чтобы оставить хотя бы часть их Телине, хотя по плану Куропаткина именно здесь должно было закончиться отступление. Состояние армий исключало такую возможность, и они отошли к Сыпингаю, находившемуся почти в 200 километрах севернее Мукдена, где они собрались к 9(22) марта{2060}. Японцы взяли Телин в полночь с 16 на 17 марта{2061}.

2(15) марта 1905 г. Куропаткин был смещен с поста Главнокомандующего, и через два дня сдал командование Линевичу{2062}. Это был семидесятилетний старик, окончивший училище еще при Николае I. Войска называли его «папашкой». Дело, конечно, было не в возрасте, который, по мнению ген. Алексеева, был злом «не столь большой руки». Михаил Васильевич дал весьма верную и справедливую оценку способностей нового Главнокомандующего: «Природный ум у него есть, но ум этот подготовлен для управления дивизией»{2063}. Между тем, перед ним стояла колоссальной сложности задача — восстановить доверие войск к командованию и вновь сделать группу из трех армий силой, с которой вынуждены были бы считаться японцы.

«Тяжелое наследство досталось Линевичу. — Отмечал в начале апреля доктор Боткин. — От всех армий, ходят слухи, осталось всего 180 000. Подсчет, конечно, еще очень приблизительный, так как до сих пор еще понемногу отыскиваются кое-какие части. Потери, — тоже приблизительно, конечно, — высчитывают до 107 000! Раненых и больных считают до 65000, убитых тысяч 20, остальные же оставлены или взяты в плен! Одной батареи не досчитываются вместе со всеми людьми, хотя всего орудий оставлено относительно немного — тридцать одно. Японские потери считают тысяч в 120»{2064}. На самом деле в русских армиях числось 455 470 чел., из них собственно боевых сил — 217 745 штыков, 12 861 сабля и шашка при 1129 орудиях. Потери были весьма велики — два пехотных полка отсутствовали, в некоторых осталось по 300–400 штыков{2065}. 3-я армия также получила нового командующего — им стал генерал-от-инфантерии М. И. Батьянов{2066}. Таким образом, в период активных военных действий ее командующие — Каульбарс и Бильдерлинг — сменялись максимум через 2,5 месяца. Каких-либо других изменений в управлении армиями вслед за этим не последовало, да их, собственно, и не могло быть. «Та бесшабашная бестолочь, — отмечал Алексеев через десять дней после этой смены, — которая отличала все управление Куропаткина и его штаба, по печальному наследию перешла и к новому составу»{2067}.

Германский Генеральный штаб не считал войну проигранной для России. «Он считал совершенно исключенным, чтобы Россия была вынуждена заключить мир даже и в случае дальнейших побед японцев на суше и на море. Японцы могут захватить Сахалин, а также и Владивосток, но где-нибудь в сибирских степях они должны будут остановиться и будут вынуждены в боевой готовности с колоссальными затратами дожидаться, пока русская армия спустя многие месяцы не сделается снова боеспособной. — Вспоминал Бюлов. — Генерал Куропаткин допустил некоторые большие ошибки, но при контрударах он развил исключительную энергию. Наш генеральный штаб считал, что решающий момент для России заключается в выдержке»{2068}. К этому можно лишь добавить — выдержке Верховного командования. Но как раз ее и не было. И, хотя смена Главнокомандующего была встречена в армии с радостью, но за спиной ее было слишком много поражений. Значительная часть солдат и офицеров не могла верить в победу. Армия могла обороняться, но не наступать{2069}. Хороших вестей, которые могли бы поднять настроение солдата и офицера, почти не было. Использовали любую новость.

В ночь на 21 марта(3 апреля) 1905 г. через линию фронта перешел отряд сотрудников Красного Креста, оставшихся с ранеными в Мукдене. Положение госпиталей было тяжелым — после отступления русский городок у вокзала начали грабить и жечь китайцы. Погоромы остановили японцы{2070}. 460 тяжело раненых русских солдат и 405 раненых и больных японцев не были эвакуированы из армейского госпиталя. С ними осталось значительное количество медицинских работников, которые по правилам войны, соблюдавшимся тогда японской армией, были возвращены «в Россию». Группа из 9 сестер милосердия, 26 врачей и 65 санитаров во главе с А. И. Гучковым была переправлена на Сыпингай, а еще около 200 человек была перевезена в Чифу, для возвращения домой по морю. Подвигу А. И. Гучкова было уделено немало внимания, Главнокомандующий лично сообщил о нем в телеграмме на имя вдовствующей императрицы Марии Федоровны{2071}. Так начиналась всероссийская популярность будущего думского политика.