Он не хочет продолжать, не рад откровенности, на которую мы вышли, – и потому атакует снова, медленно, но мощно. Поймав блеск клинка, я сам шагаю навстречу, и меч сшибается с перчаткой, давит, норовя вывернуть мне руку под максимально болезненным углом. Опять ловлю металл между когтей, осторожно смазывая траекторию удара, сжав зубы. Ноги врезаются в пол. Илфокион не сильно выше меня, но крупнее, и под его напором я даже проезжаю на подошвах назад, чуть не теряю равновесие, морщусь от боли в лопатках, ребрах. Действие мази ослабевает. Скоро мне намного тяжелее будет даваться этот поединок, да и ногти почти трещат.

– Нет, – выдыхаю я сквозь зубы, и пусть он понимает это как хочет. Как «Я вам не проиграю» или как «Вы не монстр, вряд ли вы вообще знаете, что это такое на самом деле».

Поняв, что прием не удастся, задействую кинжал, целю ему в плечевую мышцу – и, неосторожно подавшись слишком близко, все-таки получаю легкий удар кулаком в зубы. Почти ласковый – насколько это возможно. Глаза Илфокиона на миг проясняются, искрят весельем: так я не подставлялся ему лет с… семнадцати? Расслабился. Дурак. Отступая, я встряхиваюсь, кинжал не роняю только чудом, но тут же на меня снова идут.

– Нет? – Свистящий шепот почти обдает щеку.

– Нет. – Вскидываю и перчатку, и кинжал. – Это очень далеко в прошлом.

Мои позорные поражения. И ваша чудовищность.

Он атакует, еще раз и еще. Я парирую, не успевая переходить в наступление, отступаю, даю себя теснить – все это время мы не сводим друг с друга глаз. Я не знаю, что он хочет сказать. И мне самому нечего добавить, я не помощник в том, что терзает его вот уже… восемь лет? Но мне его жаль. Почему-то сейчас, может, впервые за все наше знакомство, мне по-настоящему его жаль.

Илфокион был приближенным королевы – я слышал разное о том, насколько тесной была эта близость. Так или иначе, Валато Каператис выделяла его с пятнадцати лет, вечно выбирала своим гладиаром, если не выходила на поединки сама. Она чувствовала с ним родство – как презрительно и насмешливо говорят сейчас, из-за тяги к нарядам. Мне кажется другое: ей отзывались его честность и боевой дух. Что находил в ней он? Вроде бы он рос со славным отцом, но без матери, и такую, как королева Валато, храбрую, красивую и благоволящую, наверное, сложно было не вознести на этот свободный пьедестал.

Илфокион начал терять ее расположение уже на войне: когда слишком берег солдат, когда не нарушал перемирий, когда оспаривал саму необходимость сражаться. Его выслали обратно в столицу, где, опозоренный, он подвергся проклятию еще и семьи. И оказался лицом к лицу с бунтующими против войны подданными своей несостоявшейся матери.

Я не знаю, в какой момент что-то в нем сломалось, и он бросил хлыст, которым прежде настигал и подростков, и стариков, и отвернувшихся сослуживцев. Бросил прямо к ногам толпы, обескураженные солдаты дали промять свои ряды, и народ хлынул в замковый двор. Королевы не было, к людям вышел король и попытался успокоить их, хотя – как он позже признавался – не представлял, что говорить. Ведь не «Послушайте, мне тоже не нравится эта война». И не «Мы же не знаем всей правды о том, как именно Физалия получила независимость и на что хотела ее употребить». И даже не «Вообще-то, если подумать, у нас есть поводы бояться Игапты». Король искал слова, толпа кричала, а потом ее все же начали сминать люди Илфокиона. И тогда он сам бросился на одного из подчиненных, проломившего голову какому-то бунтовщику; за ним бросилась та часть стражи, что служила не Валато, а Плиниусу, – и тот не помешал. С Илфокиона начался раскол в страже, из-за Илфокиона солдаты поняли, что протесты – пока они более-менее мирные – можно не только давить в зародыше, но и контролировать. Что люди, которым дают выговориться и прокричаться, становятся спокойнее и уже проще ищут консенсус, слушают доводы и обещания, уступают хотя бы до поры до времени. Что…

Что этих людей, которым нужно выговориться и прокричаться, много. Очень много. Они всего лишь напуганы и хотят мира, а вовсе не куплены игаптским золотом и не одурманены физальским волшебством. Это наши люди.

– Голос говорит мне, – Илфокион наконец отступает достаточно неловко, чтобы я перешел в контратаку, – искать врагов. Говорит… – нет, это обман, и вот уже наруч скрежещет о кинжал, в то время как меч описывает опасную дугу у моей головы, – враги всюду. На Плиниусе все не кончится… – Снова приходится присесть, и краем глаза я вижу странный свет вокруг его метки ломателя. – Нужно делать что-то. – Удар слишком тяжелый, я пригибаюсь все ниже, выставив навстречу клинку обе руки. – Но я не знаю что. Я… я…

Я тоже не знаю, но еще пара секунд – и меч скользнет вниз достаточно нетренировочно, чтобы отрубить мне кусок уха, и это в лучшем случае. Превозмогая боль в хребте – она выросла за последнюю серию ударов, – я отталкиваю клинок, отскакиваю сразу шага на три, поскальзываюсь, но выстаиваю – и невольно зажимаю ребра локтем. Проклятый синяк… Пора заканчивать, это уже становится невыносимым. Я поднимаю глаза, открываю рот, чтобы об этом сказать, но тяжелый топот заставляет слова застрять в горле.

Илфокион кидается снова – будто не видит ни моей гримасы боли, ни одышки. Меч ловит лунное сияние, оно кажется на миг розоватым, потом кроваво-красным – и я предпочитаю просто увернуться, предупреждающе выставив кинжал.

– Кир Илфокион, остановимся, – стараюсь говорить как можно ровнее. Он всегда запрещал мне выдавать усталость, утверждая, что противнику это придает сил. – Я…

Новая атака; приходится быстро вскинуть перчатку, ловя клинок хоть как-то, – я ее не ожидал. Илфокион поднимает глаза. Они полны такой пустоты и отчаяния, а еще кажутся такими… медленными, что меня пробирает озноб. Что, если он слышит сейчас голос? Если…

– Вы…

Удар кулаком в висок. «…В порядке?» остается непроизнесенным, мир взрывается искрами. Растерянный, я отступаю, но он не дает, и я по-прежнему трачу почти все силы на то, чтобы отвести его меч и хоть как-то увеличить расстояние. Еще одна попытка кулачного удара встречает мой кинжал, повернутый ребром, и на костяшках пальцев остается кровавая полоса.

– Простите! – Но, кажется, это пугает только меня. Он ничего не заметил, наступает. – Кир Илфокион! Стойте! Мне кажется, мы потренировались достаточно! Мы…

Никакой реакции, кроме атаки. Не слышит