Принимая во внимание упорное нежелание Великобритании выдавать субсидии в 1806–1807 гг., Александр имел все основания ожидать напряженных переговоров в Лондоне. В действительности же Ливен выяснил, что англичане собирались предложить России в качестве субсидии 1,33 млн. ф. ст., и что еще 3,3 млн. будут выданы в обмен на долю участия англичан в проекте «союзных бумаг». В сравнении с общим объемом заграничных выплат и субсидий Великобритании указанные суммы были относительно скромными. Война на Пиренейском полуострове в 1811 г. обошлась англичанам в 11 млн. ф. ст., а общий размер субсидий составлял менее 8% стоимости собственных вооруженных сил Великобритании. Однако при пересчете на бумажные рубли 4,6 млн. ф. ст. являлись внушительной суммой, которая в принципе должна была покрыть почти все намеченные Россией расходы на ведение кампании в Германии в остававшиеся семь месяцев 1813 г. Конечно, получение наличных денег требовало времени, операции по обмену и дисконту имели свои негативные последствия, и лишь некоторые прогнозы относительно предстоявших расходов внушали оптимизм, но английские субсидии в некоторой степени развеяли опасения Гурьева, по крайней мере на некоторое время[579].

Если приказания, отданные Александром Гурьеву, не допускали возражений, то инструкции, полученные от императора варшавским генерал-губернатором В.С. Ланским, были поистине жесткими.

12 июня Канкрин изложил требования русской армии в отношении герцогства Варшавского, согласно которым оно обязывалось поставить 3 млн. кг муки, 400 тыс. кг зерна, 250 тыс. литров водки, 330 тыс. кг мяса и 1 тыс. голов живого скота, а также большое количество овса для лошадей. На следующий день Барклай писал Ланскому, что необходимо незамедлительно доставить запасы продовольствия, собранные в герцогстве Варшавском, поскольку лишь они могли служить гарантией того, что армию удастся снабдить продовольствием. Он также отмечал, что малейшая нехватка продовольствия или промедление в его доставке могут стать причиной голода в армии и лишить ее возможности вести военные операции. Когда Ланской сослался на бедность герцогства и запасы продовольствия, уже реквизированные в пользу русской армии, он получил одно из самых агрессивных писем, написанных российским императором за весь период 1812–1814 гг. Указав губернатору, что судьбы армии, войны и Европы зависят от этих реквизиций, Александр предупредил его о том, что тот будет нести личную ответственность за любой срыв, связанный со сбором продовольствия в полном объеме и своевременной его доставкой в расположение армии на телегах, реквизированных у гражданского населения Польши[580].

Получив от Александра подобный приказ, Ланской, разумеется, полностью сдал свои позиции, сообщив местным чиновникам, что никакие оправдания приниматься не будут, но у Барклая по-прежнему оставались сомнения в том, что местным властям в Польше удастся провести реквизиции быстро и точно. Поэтому для присмотра за ними он направил двух специальных комиссаров, наделив их всеми полномочиями, которые предусматривались законом о полевой армии в случаях, когда речь шла о препятствиях, создаваемых чиновниками на завоеванных территориях. Барклай вручил этим комиссарам открытое письмо, содержащее приказ чиновникам, согласно которому они должны были дословно выполнить приказы, касавшиеся реквизиций и отправки продовольствия, без каких бы то ни было уклонений. Любые случаи промедления, ошибок или, что еще хуже, неповиновения подлежали обязательному рассмотрению трибунала по обвинению в измене. Тем временем командующему вооруженными силами на территории герцогства генералу Д.С. Дохтурову были направлены распоряжения использовать имевшиеся в его распоряжении войска для сбора продовольствия. Украинское конное ополчение, в ряде случаев мало пригодное в войне с французами, оказалось грозной силой, когда потребовалось реквизировать у польских крестьян телеги для перевозки провианта[581].

Сразу после подписания перемирия Барклай приступил к реорганизации, переоснащению и подготовке своих войск. Он идеально подходил для выполнения этих задач. 10 июня он издал приказ по армии, обращенный к солдатам и их командирам. Барклай заявил войскам, что они не потерпели поражения, и что они не оставили врагу ни одной пушки, ни одного здорового военнопленного. Перемирие означало не мир, но возможность собрать силы русской и союзных армий и осуществить необходимые приготовления для новой и победоносной кампании. Военачальники получили приказ, согласно которому «обязанностью их будет в продолжение заключенного перемирия употребить все попечение свое в приведение в должную исправность оружия, амуниции и прочего; к сбережению здоровья солдат; к сохранению среди их строго порядка и дисциплины; к упражнению мало опытных из них в искусстве военном и, словом, к доведению каждой части до совершенства и готовности на новые подвиги»[582].

За два месяца перемирия принятые ранее меры по переобмундированию войск начали приносить плоды. 16 июля Канкрин докладывал о получении достаточного для всей армии количества сапог и парусины для пошива летних панталон. В марте Александр распорядился выделить 3,5 млн. руб. в качестве платы за новые мундиры для большей части линейных войск. Эти предметы были заказаны у частных поставщиков в Кенигсберге и получены во время перемирия. Поначалу ожидалось, что расходы будут более крупными, но в феврале Барклай де Толли обнаружил и реквизировал значительные запасы превосходного сукна в Позене, которое первоначально предназначалось для наполеоновской армии. Этого хватило на нужды не только 3-й армии самого Барклая, но и лейб-гвардии. Еще лучше было то, расходы легли на плечи польских налогоплательщиков[583].

Между тем сразу после подписания перемирия Барклай в качестве первоочередной задачи приказал провести инвентаризацию всех ружей, состоявших на вооружении русской армии, и постараться сократить количество разнотипного и разнокалиберного оружия в батальонах. Поручик Радожицкий был одним из тех артиллерийских офицеров, кому поручили эту работу. В своих воспоминаниях он писал, что за десять дней проверил 30 тыс. единиц огнестрельного оружия и пришел к выводу, что основная проблема состоит в том, что возвращавшимся из госпиталей солдатам перед отправкой в полк выдавалось первое попавшееся ружье. Он также утверждал, что многие солдаты в пехотных полках пользовались старыми и бесполезными в бою ружьями, хотя в действительности это было справедливо лишь в отношении некоторых дивизий. Благодаря усилиям Радожицкого и его товарищей был произведен обмен ружьями между батальонами с целью достижения большего единообразия и, следовательно, более эффективного снабжения батальонов боеприпасами[584].