Второй по численности группой новоявленных офицеров были те, кто не являлись сыновьями дворян или офицеров[599]. Большинство получили назначение в те же полки, где они несли унтер-офицерскую службу в мирное время, унтер-офицеры лейб-гвардии часто переводились в армейские полки. Двумя главными требованиями к кандидату на повышение в чине были храбрость и лидерские качества, проявленные на поле боя; кроме того, он должен был уметь читать и писать. Некоторые рядовые получили повышение в XVIII в. и в первое десятилетие царствования Александра I, но потребности военного времени вызвали заметный рост их численности в 1812–1814 гг. Ключевой момент настал в начале ноября 1812 г., когда Александр, столкнувшись с острой нехваткой офицеров, приказал своим военачальникам «произвесть по пехоте, кавалерии и артиллерии сколько найдется юнкеров и унтер-офицеров, хотя и не из дворян, в офицеры из заслуживающих сие звание по службе своей, поведению, отличиям и храбрости»[600].

Как только иссяк потенциальный запас офицеров в армейских полках, пришлось начать их поиск где-то еще. Одним из ключевых источников были кадеты так называемого Дворянского полка: этот урезанный вариант кадетского корпуса, подготовка в котором велась по ускоренной программе, являлся главным нововведением Военного министерства, принятым в предвоенные годы с целью выпуска дополнительных офицерских кадров для растущей армии. В 1808–1811 гг. Дворянский полк направил в армию 1683 кадета. В 1812 г. он выпустил еще 1139 человек, хотя многие из этих молодых офицеров добрались до своих частей только к началу 1813 г. После выпуска многих кадетов и издания многочисленных инструкций Дворянского полка для резервных отрядов в конце 1812 г. последовало временное затишье, но зимой 1812–1813 гг. в «полк» пошел новый поток молодых людей, и в 1814 г. многие из них покинули его стены. К тому времени, однако, бывшие кадеты численно уступали гражданским лицам, которые переходили на службу в армию, порой под давлением своих начальников. Некоторые из этих воинов служили в армии до поступления на гражданскую службу, равно как и большая часть многочисленных офицеров ополчения, которые в 1813–1814 гг. переводились в регулярные полки[601].

Зимой и в начале весны 1812–1813 гг. сбор и подготовка новых резервных формирований проходили в четырех основных центрах. На северо-западе России Петербург и Ярославль готовили подкрепления для лейб-гвардии, гренадерских частей и корпуса Витгенштейна. 77 тыс. пехотинцев и 18,8 тыс. кавалеристов для основных сил армии Кутузова были собраны неподалеку от Нижнего Новгорода, в 440 км к востоку от Москвы. Ранее подготовка полков, создаваемых по приказу Александра сразу после начала наполеоновского вторжения, была поручена генералам А.А. Клейнмихелю и Д.И. Лобанову-Ростовскому. Теперь же император назначил их командовать новыми резервными формированиями в Ярославле и Нижнем Новгороде соответственно. Более чем семь недель спустя с момента отдачи приказа Клейнмихелю Александр давал инструкции генерал-лейтенанту П.К. Эссену о подготовке 48-тысячного подкрепления для армии Чичагова. Главный штаб Эссена располагался в крепости города Бобруйск в Белоруссии, в 150 км к юго-востоку от Минска. Эссен испытывал столь острую нехватку офицеров, которые должны были тренировать его рекрутов и командовать ими, что выполнил поручение с большим опозданием. В конечном счете его батальоны прибыли к театру военных действий на три месяца позже остальных подкреплений и едва подоспели к Лейпцигской битве. Если бы остальные резервы прибыли с таким же опозданием, русская армия сыграла бы гораздо более скромную роль в ходе осенней кампании, и Наполеон имел бы шанс нанести поражение коалиции в августе и сентябре 1813 г.[602]

Поздней осенью и зимой 1812 г. Д.И. Лобанов-Ростовский отчаянно пытался приступить к формированию своих батальонов в условиях полного беспорядка, воцарившегося после оставления Москвы. Александр и Кутузов, отделенные друг от друга сотнями километров и силами наполеоновской армии, отдавали Лобанову противоречивые приказы. Последний утратил связь со многими из офицеров и даже генералов, которые, как предполагалось, должны были помочь ему с подготовкой новых батальонов. Сильной головной болью был также поиск снаряжения. После уничтожения комиссариатских складов в Москве немыслимо стало раздобыть новое обмундирование, повозки или медные котелки, которые солдаты использовали для приготовления пищи. Последнее обстоятельство было особенно затруднительно для неопытных рекрутов, не привыкших попрошайничать[603].

К зиме 1812 г. в России стали заканчиваться и ружья. Производство в Туле было прервано, а привоз ружей из Великобритании требовал времени, но даже их не хватало для удовлетворения всей потребности. В начале ноября Александр приказал Лобанову-Ростовскому поставить 776 ружей в каждый резервный батальон численностью 1 тыс. человек, формированием которых тот занимался. Учитывая, что значительная часть свежих рекрутов выбыла из строя по болезни и от истощения, предполагалось, что остальные 224 солдата должны были получить ружья от товарищей, оставленных позади в ходе длинного марша, конечной целью которого было соединение с силами полевой армии. Хотя эта политика, вероятно, была прагматичной и необходимой, она не способствовала укреплению морального духа новобранцев[604].