неохотно и скорбя душой. «Венеция, – заявил он послу Джустиниани, – сделала рабами всех и каждого, и саму себя, и меня: себя – в стремлении сохранить эти земли, меня – в стремлении отвоевать их. А ведь если бы мы с ней действовали заодно, то, быть может, нашли бы способ избавить Италию от чужеземной тирании». Подобные суждения делают ему честь; но сколь бы папа ни скорбел душой, это не поколебало его решимости: к осени 1504 г. Юлий II объединил Францию и Священную Римскую империю против Венеции. Документ, скрепляющий этот союз, был подписан 11 сентября в Блуа, где всего пятью годами ранее Людовик заключил аналогичный – и теоретически все еще остававшийся в силе – договор с представителями республики.

Правда, уже в ноябре между Францией и Священной Римской империей пролегла глубокая трещина – из-за смерти Изабеллы Кастильской, скончавшейся в ноябре того же года, и последовавших за этим споров о престолонаследии. Вскоре Блуаский договор превратился в пустую формальность – но не раньше, чем известия о нем достигли Риальто. Венецианцы впервые осознали, какие опасности таит в себе экспансионистская политика и какие беды она может на них навлечь, учитывая непреклонность Юлия II по этому вопросу. В попытке умилостивить папу они предложили вернуть ему часть спорной территории, но по-прежнему отказывались расстаться с тремя ключевыми городами – Римини, Фаэнцей и Червией. Папа, уже почти потерявший надежду на вооруженное решение проблемы, ответил согласием, но в то же время дал понять, что вопрос остается открытым и он не успокоится, пока вся Романья не вернется под его крыло.

Уступки, подобные тем, на которые пошла Венеция, редко приносят успех. Обычно их воспринимают как проявление слабости, и в этом случае произошло именно так. Республике не только не удалось умиротворить папу – напротив, тот ожесточился против нее окончательно. Вообще говоря, его отношение к Венеции в корне изменилось: если кардинал делла Ровере пятью годами ранее считался самым надежным другом республики в Священной коллегии, то папа Юлий II твердо вознамерился ее (Венецию) уничтожить.

Правда, на тот момент он мало что мог с этим поделать и вместо этого занялся завоеванием Перуджи и Болоньи – двух городов, которые, как и города Романьи, формально находились под юрисдикцией Папской области, но правители которых, Бальони и Бентивольо соответственно, считали себя независимыми. И все же ненависть к Венеции по-прежнему тлела в сердце папы и снова разгорелась с полной силой после ряда событий, произошедших летом 1508 г. Началось с того, что император Максимилиан I во главе достаточно крупного войска вступил на территорию Венеции под предлогом коронационного путешествия в Рим. Еще за год до того он предупредил республику о своих намерениях, запросив безопасный проход и обеспечение провиантом для армии на протяжении всего пути следования. Но венецианские агенты при его дворе единодушно докладывали, что главная цель императора состояла вовсе не в коронации: он хотел изгнать французов из Генуи и Милана, а венецианцев – из Вероны и Виченцы, восстановив старинные права империи на эти четыре города. Поэтому Венеция вежливо, но твердо ответила, что примет его императорское величество со всеми подобающими почестями, если он придет, «не возмущая спокойствия и не бряцая оружием»; если же, паче чаяния, он прибудет в сопровождении войска, то договорные обязательства республики и политика нейтралитета, к превеликому сожалению, не позволят удовлетворить его просьбу. В то же время, опасаясь худшего, Венеция укрепила защиту Фриули, не преминув заверить Максимилиана I (в то время находившегося в Тренте), что эти меры не следует принимать за признак враждебности – это всего лишь естественные предосторожности, продиктованные благоразумием в столь неспокойные времена.

Такая реакция лишь разъярила, но не остановила императора. В феврале 1508 г. он подступил к Виченце с основными силами, а меньшая часть его войска под началом маркиза Бранденбургского направилась к Ровертео вдоль реки Адидже. К тому времени Венеция успела нанять двух кондотьеров из семейства Орсини: Николо, графа Питильяно, и его кузена Бартоломео д’Альвиано. Первый с помощью французов блокировал продвижение Бранденбурга, а второй без особого труда заставил отступить самого императора. Спустя неделю или две императорская атака захлебнулась и на третьем направлении: в долину Пьяве на юго-западе Фриули спустился тирольский полк, но Альвиано, разобравшись с основным войском Максимилиана I, предпринял марш-бросок от Виченцы и разбил австрийцев наголову, после чего захватил Горицию, Триест и Фиуме. В апреле подошел к концу полугодичный контракт, заключенный с войсками, и Максимилиану I ничего не осталось, как согласиться на трехлетнее перемирие, оставив венецианцам все новоприобретенные территории.

Для папы Юлия II эти победы были как нож в сердце: приложив столько усилий, чтобы изолировать Венецию, он обнаружил, что вместо этого ее позиции существенно укрепились. Республика вновь прощупывала почву на предмет союза с Францией и Испанией, и поначалу казалось, что те склонны ответить согласием. Затем, через несколько недель после заключения мира с Максимилианом I, она приняла два решения, которые Юлий II не мог истолковать иначе как открытый вызов его власти. Во-первых, венецианцы отказались выдать Риму Джованни Бентивольо и некоторых его последователей, нашедших пристанище в лагуне после неудачной попытки вернуть себе контроль над Болоньей. Во-вторых, Венеция посадила собственного епископа на освободившийся престол в Виченце, проигнорировав официального кандидата, назначенного папой.

Второй из этих поступков был всего лишь осуществлением традиционного права, но Юлий не имел ни малейшего желания рассматривать его с такой точки зрения. Решившись утвердить свою юрисдикцию и заявив: «Пусть даже это будет стоить мне тиары!» – он сосредоточил все свои дипломатические усилия на главной цели. Папа стремился не просто изолировать Венецию, но унизить ее настолько, чтобы она никогда уже не восстановила былое благосостояние и авторитет. Послы из Рима помчались во все стороны: во Францию и в Испанию, к Максимилиану I, в Милан, Венгрию и Нидерланды. Все везли одно и то же предложение объединить силы западного христианского мира для похода против Венецианской республики и последующего раздела ее империи. Максимилиану I были обещаны все земли к востоку от реки Минчо, когда-либо входившие в состав империи или подчинявшиеся дому Габсбургов, в том числе Верона, Виченца и Падуя, Тревизо и его окрестности, Фриули и Истрия. Франции – Бергамо и Брешиа, Крема, Кремона и все территории, которые отошли к Венеции девятью годами ранее по договору в Блуа. Южные города – Трани, Бриндизи и Отранто – папа предлагал Арагонскому дому. Венгрия получила бы Далмацию, согласись она присоединиться к союзу; Савою достался бы Кипр. Феррара и Мантуя тоже смогли бы вернуть все утраченные владения. Одним словом, никто бы не ушел обиженным.

Сам папа Юлий II тоже не остался бы