Помолчав, Беррас ответил на всё это только одно:

– Похоже, мы с тобой теперь – единственные представители нашего рода.

Алукард с отвращением покачал головой.

– Я отказываюсь. Остаешься только ты, – сказал он и ушел прочь.

Он не швырнул родовое кольцо под ноги своему брату, хотя и хотел бы сделать что-то подобное. Он просто забросил серебряное перо в придорожные кусты. Как только оно исчезло с пальца, Алукарду сразу стало легче.

Но теперь, у входа в Розовый зал, мир кружился у него перед глазами.

– Король желает вас видеть, – произнес дворцовый стражник, распахивая перед ним дверь. Алукард заставил себя шагнуть на порог. В руке он нес бархатный мешочек.

* * *

Зал, конечно, не был полон народа… Но не был он и пуст. Алукард внезапно остро захотел наедине увидеться с принцем… то есть с королем.

Здесь собрались остра и вестра – кто-то в ожидании аудиенции, кто-то – попросту в ожидании, когда мир вернется на круги своя. Вескийские придворные по-прежнему оставались в отведенных им покоях, в то время как фароанские гости разделились: кто-то отплыл на родину вместе с Сол-ин-Аром, кто-то еще задержался во дворце. Советники, прежде помогавшие Максиму править королевством, были готовы помочь своими советами Раю, а королевская стража стояла по периметру зала и по сторонам трона.

Король Рай Мареш сидел на троне своего отца, место его матери по правую руку пустовало. Келл стоял у него за плечом, склонившись к плечу брата, и что-то тихо ему говорил. Мастер Тирен занимал место по другую руку Рая. Верховный жрец теперь выглядел много старше прежнего, но взгляд его голубых глаз на морщинистом лице оставался таким же острым. Он тоже что-то сказал Раю и положил ему ладонь на плечо – такой простой и теплый жест.

Рай слушал его, склонив голову. На черных кудрях его красовалась тяжелая золотая корона. Было что-то скорбное в линии его опущенных плеч, но когда губы Келла зашевелились, Рай заставил себя улыбнуться – и эта улыбка была как луч солнца сквозь облака.

В сердце Алукарда вспыхнула новая надежда.

Он окинул взглядом зал и заметил Бард, небрежно прислонившуюся к каменной вазе. По особому наклону ее головы Алукард понял, что она подслушивает. Интересно, невольно подумал он, успела ли она сегодня с утра обчистить карманы паре дворян… или все же с этим занятием покончено?

Келл прочистил горло… и Алукард с изумлением заметил, что ноги сами собой принесли его к подножию трона.. Он взглянул в янтарные глаза короля – и заметил, что они слегка потеплели, в них промелькнуло выражение – счастья? Участия? – он не успел понять. Рай заговорил.

– Капитан Эмери. – Голос его был тем же – и вместе с тем совсем другим, отстраненным. – Вы просили об аудиенции.

– Вы обещали принять меня, Ваше величество, по моем возвращении, – Алукард бросил быстрый взгляд на Келла – тень за королевским плечом, – в том случае, если я постараюсь и не убью вашего брата.

По залу пробежал изумленный шепот. Келл скривился, и Алукард тут же почувствовал себя лучше и уверенней. Глаза Рая чуть расширились – он вспомнил, при каких обстоятельствах обещал Алукарду аудиенцию… а также – что в виду имелась, конечно же, личная встреча наедине.

Но их отношения не исчерпывались крадеными поцелуями, тайными объятьями на шелковых простынях, секретами, свидетелем которых был только лунный свет… Юношескими развлечениями, летним кратковременным романом.

И Алукард пришел сюда, чтобы доказать это. Чтобы открыть Раю свое сердце – перед всем Розовым залом, перед всем Лондоном.

– Около четырех лет назад, – начал он, – я покинул… ваш двор, не предоставив вам достойных объяснений и оправданий. Боюсь, что таким поведением я мог оскорбить корону и обмануть доверие моих владык. Сейчас я явился, чтобы предоставить моему королю возмещение этого урона.

– Что у тебя в руках? – спросил Рай.

– Контрибуция.

Стражник, стоявший возле трона, шагнул вперед, чтобы принять у него дар. Но Алукард отстранился, не отводя взгляда от короля.

– Вы позволите?

Рай помедлил мгновение и кивнул. Алукард ступил на ступени, ведшие к трону, Рай поднялся – и сам сошел на пару шагов ему навстречу.

– Что ты делаешь? – тихо спросил Рай, и все тело Алукарда запело – он так жаждал услышать этот голос! Голос не короля Арнса, но принца, которого он знал, которого любил, которого потерял.

– То, что обещал, – прошептал Алукард чуть слышно – и обеими руками вынул из мешочка зеркало, разворачивая его к своему королю.

Это был лиран.

Большинство магических зеркал отражает то, что на уме у смотрящего, его мысли, воспоминания, надежды… Но разум человека ненадежен, он может искажать события, забывать, подтасовывать.

Но лиран отражает только чистую правду.

Это очень непростая магия – вычленить из воспоминания истину.

Алукард Эмери отдал четыре года своего будущего за шанс вернуть к жизни и еще раз пережить худшую ночь своего прошлого.

Поверхность зеркала в его руках подернулась тьмой, поглощая отражение Рая и широкий зал за его спиной – чтобы возродить перед его глазами другую ночь и другую комнату.

Рай замер при виде собственной спальни, при виде их – двоих любовников, сплетенных в объятиях на его постели. Услышал их тихий смех. Его пальцы гладили Алукарда по обнаженной груди. Щеки Рая вспыхнули. Он протянул руку и коснулся глади зеркала. Его касание оживило отражение – к счастью, оно оставалось беззвучным для всех остальных, собравшихся в тронном зале. Эта драма разыгрывалась только для них двоих.

Алукард в зеркале поднялся с кровати Рая, пытаясь одеться, а принц игриво расстегивал каждую пуговку, которую он ухитрялся-таки застегнуть, развязывал каждую завязку. Наконец прощальный поцелуй – и Алукард двинулся прочь по лабиринту залов и коридоров, наружу, в летнюю ночь.

Зеркало не могло передать одного – счастья, переполнявшего Алукарда, когда он шел по медному мосту на северный берег. Сердце пело у него в груди, пока он поднимался по ступеням родового особняка Эмери. И зеркало не могло показать, как внезапно оборвалась эта песня, когда за порогом обнаружился Беррас.

Беррас, который стоял в холле и ждал младшего брата.

Беррас, который следил за ним от самого дворца.

Беррас, который всё знал.

Алукард пытался что-то говорить, притворялся пьяным, шатался, хватался за стены, как бывало, когда он под утро возвращался из таверны. Бормотал о том, как славно повеселился, как в конце влип в неприятности…

Но это не сработало.

Отвращение Берраса было непробиваемым, как камень. И такими же твердыми были его кулаки.

Алукард не хотел драться с братом, уклонился от первого удара, потом от второго… пока кто-то сзади не огрел его по голове чем-то твердым, серебряным. И острым.