Открыв глаза, увидела Герарда. Он, осторожно пристроившись на ложе рядом и подперев голову рукой, смотрел на неё.

От него пахло хвойной мыльной массой, свежестью и… любовью. Его пальцы гладили её скулы. Очертив линию подбородка, коснулись губ. Нежным поцелуем прижался ко лбу:

— Любовь моя… — нахмурился, укоризненно прогудев: — Почему не сказала мне, что в тяжести?

Наташа улыбнулась, уставившись в окно:

— Я и сейчас не уверена. Невозможно на таком раннем сроке определить подобное.

— Я уверен. Теперь только покой.

Не стала спорить. Время покажет.

Постанывая, повернулась к нему. Боль в боку и бедре усилилась. Она радовалась, что легко отделалась. Синяки? Здоровенные, распухшие, ноющие… Они заживут. Лёгкая рука Фионы, её отвары, настойки и мази быстро поставят на ноги любого.

— Лучше расскажи мне о Леонор. Расскажи всё с самого начала, — обняла его.

— Нечего рассказывать. Был сговор. Шоленбург увёз Леонор…

— Что? — дёрнулась Наташа, ойкая. — Кто? Шоленбург? Он и есть Педро?

— Кто?

Хмыкнула:

— Ну, воздыхатель её. А мне сказали, что Леонор была против разрыва помолвки.

— Против была её мать, герцогиня фон Макленбург. — Его губы касались её волос. — Затаилась, как только я выказал намерение разорвать помолвку. Сделала вид, что не возражает, а сама имела виды на пфальцграфа.

— Ей нравился Витолд?

Девушка вспомнила мать эльфийки, ничуть не уступающую дочери в красоте.

— Она назначила новую дату свадебного пира.

— Без тебя? — В голосе пфальцграфини прорезались подозрительные нотки.

— Я не стал противиться, зная, что всё равно ему не бывать. Зачем волновать женщину раньше времени? Мало ли что стукнет ей в голову.

Наташа вздохнула, чувствуя горячие мужские руки на своей спине.

— Они уже поженились? — спросила, пристально всматриваясь в глубокую синь его глаз. — Стали мужем и женой?

— Что? Ах, да, сразу и поехали в церковь. Успели вовремя, до смерти пфальцграфини.

— Ретинда умерла…

— Как только Витолд сказал ей обо всём, так её и хватил удар. — Герард приподнял за подбородок лицо любимой, глядя в её сияющие очи цвета камня богини Исиды: — Почему не сказала, что помолвлена с Шоленбургом?

— Так и ты мне не сказал, что собираешься стать похитителем.

— Больше никогда ничего от меня не скрывай.

— Хорошо, — потупилась Наташа.

— Шоленбург свиток тебе передал. Хм… Интересный договор… Вот, пей. Твоя рыжая принесла. Высеку я её когда-нибудь.

— За что?

— Больно бойка. Указывать мне, что да как делать…

Обняла его за шею, касаясь губами подбородка:

— Что думаешь о свитке? — Знала, что в нём написано.

— Дело замять нужно. — Закрыл глаза, тяжело вздыхая, подтягивая Птаху ближе: — Не искушай меня. Тебе отдых нужен. Много отдыха…

Прикусила губу, продолжая, словно клещами, вытягивать информацию:

— Что свиток?

— Размен будет. Он выплатит тебе долг, я дам герцогине отступные.

— Равноценный обмен?

— Для меня равноценный.

Задумалась: какая роль Шамси во всём этом?

— А Шоленбург вот так пришёл к тебе и сразу сказал про нашу детскую помолвку?

— Об этом он в самом конце сказал.

— То есть, он женился на Леонор будучи помолвленным?

— Выходит так. Ну-ка, пей зелье…

— А потом его совесть замучила? — Не удержалась от «шпильки».

— Да плевать мне на них… — повысил голос.

Приблизил её к себе, целуя жарко:

— Теперь ты мне расскажешь, что делал здесь тайный советник, и как ты оказалась с ним.

— У меня бок болит.

Он нахмурился:

— Значит, расскажешь после. Но не думай, что я забуду.

— Нечего рассказывать… — пожала плечами. — Он привозил сына к лекарю. К Касимиро.

— А в подвале что искали?

— Ладно, расскажу… — обречённо вздохнула, вспомнив вице-графа: — Что думаешь про поступок Ирмгарда.

Он одобрительно кивнул:

— Правильно поступил. Давно так нужно было сделать… Так что тайный советник?

— А Юфрозина как же? — старательно уводила разговор в сторону.

— Так что тайный советник? — проигнорировав вопрос, настаивал Бригахбург.

Наташа сжала его руку.

— Герард, милый, поверь, я всё тебе обязательно расскажу. Но чуть позже. Хорошо?

— Ладно, — улыбнулся он.

Девушка побледнела:

— И всё же… Меня столкнули.

— Забудь об этом, — перекрестился он.

Пфальцграфиня поперхнулась, хватая воздух открытым ртом:

— Кто… это… был… — с трудом произнесла.

Мужская рука гладила её по голове, придерживая за плечи:

— Вот ведь как бывает… Надо призвать Руху. Пусть лестницу заговорит. Или переделать её. — Поцокал языком. — Крутая больно. Ночью Юфрозина упала с лестницы. Убилась.

Девушка всё поняла. По свежим следам преступника найти несложно. Молоко — не вода. Услышала:

— Поспи, любовь моя. Тебе нужно набираться сил.

— Герард, — позвала тихо, ощущая тяжесть усталости, — спасибо тебе, любимый.

— За что?

— За… Зелду. Нам с тобой нужно о многом поговорить. — Порывисто обняла его, игнорируя стрельнувший болью бок. — Люблю тебя. Очень.

— Спи, моя Леди… Моя душа.

Смотрел на неё, засыпающую, спокойную, с блуждающей улыбкой на губах. Благодарил Всевышнего. За то, что проснувшись ночью, может тихо, не разбудив, поцеловать её… Почувствовать, как она подкатывается под его бок, касаясь его губами, и он осторожно может привлечь её к себе: «Моя…»

Она засыпала и думала, как здорово проснуться ночью, тихонько, не потревожив любимого, повернуться к нему, прижаться, поцеловать… Услышать, как сильная рука нежно привлекает к себе и в этот миг понять: «Вот оно, счастье…» Вот он, рядом с ней, самый красивый и самый любимый мужчина на земле.

Мужская красота… Она не в правильных чертах лица, не в ухоженной причёске, не в чувственных губах и пронзительном взгляде. Она в сильных надёжных руках, в добрых любящих глазах, в крепких объятиях после долгой разлуки.

Близились Йольские празднества.