– Юрий, я полюбил этого человека. Люблю Эша так, каклюбил Эрона. Я часами слушаю его рассказы. Конечно, в том, что он сообщает,секретов нет, но он не позволяет ничего из этого записывать. Он заявил, что мыдолжны унести с собой только то, что в состоянии запомнить. Юрий, я не думаю,что этот человек когда-нибудь захочет причинить вред нам или кому-либо,связанному с нами. Я определенно уверен, что нет. Знаешь, это одна из техситуаций, когда я могу целиком довериться ему. И если он по какой-то причинепоступит нам во зло, значит, это будет нечто такое, что должно было случиться.

– Понимаю. А Роуан? Как она?

– Думаю, она тоже любит его. Я знаю, что это именнотак. Насколько и как… Знаешь, это ее дело. Я никогда не мог быть в чем-либоуверен, когда дело касалось Роуан. Мы собираемся задержаться здесь. Как я ужесказал, еще на пару дней, а может быть, и дольше. После того мы должныотправиться на юг. Мы немного беспокоимся за Мону.

– Почему?

– Ничего страшного. Она сбежала со своей кузинойМэри-Джейн Мэйфейр – молодой женщиной, с которой ты не имел удовольствиявстретиться. Они обе слишком молоды, чтобы их можно было оставить без присмотрастарших.

– Майкл, я написал письмо Моне. Я должен был написатьего. Перед отъездом в Новый Орлеан я признался ей в любви. Но Мона слишком юнаи неопытна для таких предложений, и теперь, когда я вернулся домой и сновасоединился с орденом, я осознал яснее, чем когда-либо раньше, насколько неподхожу для нее. Я отослал письмо в дом на Амелия-стрит. Боюсь, что Монаобидится и будет сердиться на меня.

– Юрий, у Моны на уме сейчас совсем другое. Возможно,это лучшее решение из всех, которые ты мог принять. Мы забыли, что Моне всеготринадцать. Все об этом забыли. И конечно, Мона сама забывает об этом. Но тывсе сделал правильно. Кроме того, она может с тобой связаться, если захочет, нетак ли?

– Да. Я здесь. Я в безопасности. Я – дома.

– А Тесса?

– Ну, они забрали ее, Майкл. Такова Таламаска. Я знаю,что с ней произошло. Ее окружила целая группа учтивых кавалеров, и онипригласили ее поехать с ними – вероятно, в Амстердам. Я поцеловал ее напрощание, прежде чем она покинула этот дом. Потом были какие-то слухи опрекрасном месте, где она сможет отдохнуть и где все ее воспоминания и историибудут записаны. Кажется, никто так и не знает, как определить, сколько ей лет.Никто не знает, правда ли то, что сказал Эш. Я имею в виду ее смерть в скоромвремени.

– Но она счастлива, и Таламаска взяла на себя заботу оней.

– Да, это абсолютно верно. Разумеется, если онакогда-нибудь пожелает уехать, препятствий не будет. Так у нас обращаются слюдьми. Но не думаю, что Тесса задумывается об этом. Полагаю, она плыла потечению – сколько лет, не знает никто – от одного покровителя к другому. Она неслишком долго горевала после смерти Гордона, кстати сказать. По словам самойТессы, ее не настолько заботят неприятные события, чтобы переживать из-за них.

Майкл рассмеялся.

– Я понимаю. Можешь мне поверить. Послушай, мне нужновозвращаться. Мы поужинаем вместе, а затем Эш собирается продолжить своюисторию. Мы остановились в великолепном месте. Много снега и холодно, но оченькрасиво. Все, что окружает Эша, несет отпечаток его личности. И так всегда и вовсем Дома мы выбираем для себя сами, и они всегда соответствуют нашим вкусам.Это место наполнено цветным мрамором, картинами и… вещами, интересующими его. Яне думаю, что об этом могу много рассказывать. Он хочет, чтобы его уединениеникто не потревожил, когда мы уедем отсюда.

– Да, конечно. Послушай, Майкл, когда увидишь Мону, тыдолжен будешь передать ей кое-что от меня… Ты должен сказать ей, что я…

– Она поймет, Юрий. У Моны на уме сейчас другие заботы.Для нее наступило волнующее время. Семья хочет, чтобы она оставила колледж иначала заниматься с частными учителями. Ее IQ выходит за пределы граничныхзначений – точно так она всегда и говорила. И она наследница состоянияМэйфейров. Думаю, в течение нескольких следующих лет Мона будет проводить массувремени с Роуан и со мной, занимаясь, путешествуя, то есть будет получать внекотором смысле идеальное образование для девушки из общества, на которую,можно сказать, возлагают великие надежды. Сейчас я должен идти. Теперь позвонютебе уже из Нового Орлеана.

– Пожалуйста, позвони обязательно. Я люблю вас обоих. Ялюблю… всех вас троих. Скажешь это остальным за меня – Эшу и Роуан?

– Да, кстати, а что с теми ребятами – помощникамиГордона?..

– С ними все кончено. Они исчезли и никогда не навредятордену снова. Я буду ждать от тебя звонка, Майкл.

– До свидания, Юрий.

Все вокруг всегда говорили ему, что Мэйфейры из Фон-тевро сумасшедшие.

«Вот почему они всегда обращаются к вам, доктор Джек. Каждыйиз них, без исключения, был сумасшедшим, – говорили в городе. – Дажебогатые родственники в Новом Орлеане».

Но что должен был он подумать сам этим вечером, когдапотемнело как ночью и затопило половину улиц?

Принести новорожденного младенца в такую грозу, завернутогов вонючие маленькие одеяльца, в пластмассовом ящике для льда – ни больше и нименьше! И Мэри-Джейн Мэйфейр еще смела надеяться, что он выдаст свидетельство орождении прямо тут же, в кабинете!

Он категорически заявил, что должен видеть мать ребенка!

Конечно, если бы он знал, что Мэри-Джейн будет так гнатьлимузин, подобный этому, по дороге из ракушечника и в такую грозу, а он будетдержать младенца на руках, он бы настоял, что последует за ней в своем пикапе.

Когда она указала на лимузин, он подумал, что внутри сидитшофер. Это была новенькая, с иголочки, машина, двадцати пяти футов длиной, еслине больше, с окном на крыше и тонированными стеклами, да еще с CD-плеером и с этимпроклятым телефоном. И эта амазонка, королева тинейджеров, за рулем – в грязномкружевном белом платье, с забрызганными землей голыми ногами в сандалиях.

– И ты хочешь сказать мне, – закричал он,перекрывая голосом шум дождя, – что в такой большой машине, как эта, ты несмогла привезти мать ребенка в больницу?

Малыш выглядел вполне здоровым, слава богу, но, как емупоказалось, немного недоношен и немного недокормлен, разумеется! Но в другихотношениях никаких отклонений от нормы не наблюдалось, и сейчас он крепко спал,тепло укрытый в ящике для льда, завернутый в кучу маленьких несвежих одеял.Ящик доктор держал на коленях. Ну и ну! Эти одеяльца, похоже, пропахли виски.

– Боже правый, Мэри-Джейн Мэйфейр, сбавьскорость! – не выдержал он наконец.