– Как у вас с наличными средствами? – спросил он.

Этого вопроса я ждал.

– Плохо, очень плохо.

– Почему?

– Я только что купил пристройку к моему салону и…

Он меня перебил:

– Это великолепно. Это может быть то, что нам будет нужно.

Я не мог понять, к чему он ведет.

– Сейчас нам приходится идти на такие поступки, которые могут показаться странными. Но ради общего дела. Сколько стоит ваш салон?

«Все понятно, надо помочь голодающим детям», – подумал я.

– Мне трудно оценить. Цена познается только тогда, когда что-то продаешь.

– Вот именно, – почему-то обрадовался Павел Михайлович.

«Салон я не продам, а его прогоню», – решил я.

Но то, что он сказал дальше, ошеломило меня. Собственно говоря, ошеломили меня уже его первые слова:

– Что вы скажете, если мы подкинем вам миллиона полтора долларов, чтобы вы купили такой же салон в большом городе? Скажем, в Рио или Сан-Пауло.

– А свой салон я должен буду продать?

– Ни в коем случае.

– И что дальше?

– Ничего особенного. Вы откроете новый салон. Ведь никто не удивится, если хозяин процветающего салона в провинции открыл салон в большом городе. Не удивится?

– Нет, – согласился я.

– Вот видите, – снова обрадовался он. – Все будет казаться нормальным.

– Да, все будет казаться нормальным, – согласился я.

– А потом через полгода вы продадите салон.

– Здесь или в большом городе? – уточнил я.

– Разумеется, в большом городе. Как это будет выглядеть со стороны?

– Думаю, все будет выглядеть нормально.

– И полиция не обратит внимания?

– Если сделка будет оформлена по закону и будут уплачены все налоги.

– Налоги надо обязательно платить. Вы платите?

– Очень аккуратно.

– Если вы продадите новый салон через месяц, это может привлечь внимание?

– Не обязательно. Купил салон, потом понял, что ошибся.

– Месяц – это мало. Лучше продать через год, даже через полтора. Это уж точно не привлечет внимания. Верно?

– Верно.

Кажется, я начал понимать.

– Вы не будете особенно придираться к цене. Важно продать, даже если придется что-либо потерять. Условия таковы: вы оставляете себе десять процентов, остальное возвращаете нам.

Я все понял, но спросил:

– Даже с потерями?

– Даже с потерями.

– Но вы должны мне доверять.

– Вот именно, – обрадовался он. – Мы вас знаем как честного товарища, верного борца за наше дело.

– Кроме того, если в деле будут замешаны деньги, полученные от продажи наркотиков, и я, ввязавшись в него, окажусь повязанным, то мне хотелось бы иметь гарантии.

Павел Михайлович рассмеялся:

– От вас ничего не скроешь! Да. Вся эта операция нужна для отмывания денег. Согласитесь, она прекрасно задумана. Провала быть не может.

Участвовать в этом я не буду, но отступать надо осторожно:

– И когда начнется операция?

– В этом и проблема. Не раньше чем через год. И, согласитесь, такие операции нужно готовить заранее. Я сейчас уеду, заручившись вашим принципиальным согласием. И появлюсь тогда, когда появится возможность начать.

– Кстати, – перевел я разговор на другую тему, – я так и не нашел человека, который отправил деньги Янаеву.

– Это не страшно. Он сам объявился и переслал деньги, куда нужно.

– Я очень рад. Но я старался. Вы точно знаете, что деньги пришли по назначению?

– Деньги попали в надежные руки. Руки настоящих борцов с несправедливостью.

Несправедливость. И тут я все понял. Понял, что Павел Михайлович и люди Марата – одна компания. Работают они рука об руку уже давно. Марат сумел повторить синтез вещества, полученного немцами в конце войны, и создал принципиально новый эффективный наркотик, а Павел Михайлович занимается организационными вопросами: производство, сбыт. Для широкой раскрутки им нужен был солидный стартовый капитал. И тут, как нельзя кстати, подвернулся этот Лоренцо. Был он сыном Берии или нет, теперь уже все равно. Как он прознал про ген справедливости, не знаю. Но именно о таком гене он мечтал. Откуда у него огромные деньги? Деньги испанской революции… Сказки. Наркотики, только наркотики. И красивая история про сына Берии. Но произошла глупая ошибка. Деньги они не получили и послали меня искать человека, который перевел им их. Я его нашел, но деньги к тому времени они уже получили и теперь готовы развернуться. Наладили производство своего чудо-наркотика, устроили склад. Отмывать деньги решили через меня. И, скорее всего, я у них не один. Как все просто! Я покупаю и продаю салоны. Я доволен, они довольны.

– Но мне бы не хотелось знать, откуда поступают деньги.

– Конечно, конечно.

– Тем более, что у меня семья. Скоро будет ребенок.

– Неужели?! Это прекрасно! Передайте мои самые искренние поздравления Мариночке. Она чудная женщина.

– И надежный товарищ, – добавил я.

– И надежный товарищ, – согласился Петр Михайлович.

А мне сначала показалось, что это невинный «Союз меча и орала». Но противно мне не стало. Павел Михайлович и раньше не вызывал у меня симпатий, а теперь…

– Вы полетите утром?

– Нет, нет. Сегодня вечером.

– Вечером нет рейсов.

– У меня частный самолет.

У них уже частные самолеты. Борцы за справедливое дело.

Начали прощаться.

– Дело, за которое мы боремся, победит, – продекламировал Павел Михайлович.

– Иначе и не может быть. – бодро ответил я. – Ибо народ с нами.

– И в этом наша сила, – заключил Павел Михайлович и крепко, по-товарищески, пожал мне руку.

– Ты его сдашь Биллу? – спросила вечером Марина.

– Нет. Все-таки был товарищем. А своих, даже бывших и мерзавцев, не сдают. Кроме того, их гнездо мы разворошили. Местная полиция их обязательно накроет. С «Мефистофелем» покончено.

Вечером, лежа в кровати, я размышлял. Сколько людей говорило о справедливости, о честности, о долге. А на поверку все оказывались мошенниками.

А потом сказал Мальвине:

– Ты права. Нам нужно трое детей.

Мальвина обрадовалась: