Как и следовало ожидать, высокопоставленные офицеры редко засиживались в тюрьме до ночи. В те месяцы, когда Чип исполнял свои обязанности, генерал Карпински ни разу не посетила блоки 1А и 1Б. Она появилась лишь однажды, в сопровождении телевизионщиков, для которых проводила «экскурсию». Один резервист сообщил, что за пять месяцев, которые он провел в Абу-Грейб, он видел Карпински всего дважды. Несколько других офицеров ненадолго заходили в конце дня. Чип использовал эти редкие возможности, чтобы сообщить о трудностях и предложить те или иные изменения, но ни одно из его предложений так и не было услышано. Было множество каких-то других людей, не носивших военную форму и не имевших никаких удостоверений личности. Они просто приходили и уходили. Никто не просил их предъявить документы, и они оставались совершенно анонимными. В нарушение правил военного времени гражданские контрактники отдавали приказы охранникам — военным полицейским, поручая им готовить к допросам «особых» заключенных. Но солдаты, несущие военную службу, не должны выполнять приказы гражданских лиц. Грань между военными и гражданскими специалистами становилась все более и более размытой, и в тюрьме скапливалось все больше гражданских контрактников, которые занимались тем, что раньше относилось к компетенции военной разведки.

Письма и электронные сообщения Чипа домой ясно показывают, что главная задача, которую должны были выполнять он и другие резервисты военной полиции в блоке 1А, состояла в том, чтобы помогать следователям эффективно выполнять их работу. «Военная разведка хвалит нас и говорит: „Прекрасная работа“». «Обычно они не позволяют другим наблюдать за допросами. Но им нравится, как я руковожу своей сменой, и они сделали для меня исключение». Он с гордостью сообщает, что его люди успешно делают то, что им поручили делать, усмиряя задержанных, и те готовы давать информацию, нужную следователям. «Мы помогаем заставить их говорить, мы обращаемся с ними определенным образом… У нас очень высокие показатели — наши методы заставляют их говорить. Обычно они ломаются всего через несколько часов».

В письмах домой Чип неоднократно отмечал: всем, что происходит в этом отделении Абу-Грейб, руководит команда военной разведки, в которую входят офицеры ЦРУ, лингвисты и следователи из частных компаний. Он сказал мне, что не мог отличить всех этих следователей друг от друга, потому что они сознательно скрывали свою внешность. Они редко называли себя, на их форме не было табличек с именами; большинство из них вообще не носили военную форму. Отчеты Чипа подтверждают опубликованные в СМИ данные о том климате, который создавал генерал Санчес, настойчиво утверждавший, что лучший способ получить разведывательные данные от задержанных — это экстремальные методы допроса и соблюдение секретности.

Некоторые правила для американского военного персонала тюрем позволяли легко уклоняться от ответственности за свои действия — фактор, который тоже мог способствовать злоупотреблениям. В одной служебной записке без даты, под названием «Руководящие принципы», имеющей отношение к тюремному корпусу высокой степени безопасности (блок 1А), сказано, что в этом корпусе не должна использоваться аббревиатура «М1 [Военная разведка]».

«Кроме того, рекомендуется, чтобы при контакте с особыми задержанными все военнослужащие отдельного корпуса скрывали свою настоящую идентичность. Настоятельно рекомендуется использование стерилизованной униформы [лишенной любой идентификации], находясь в этом особом корпусе, персонал НЕ должен обращаться друг к другу по настоящим именам и рангам»[357].

Несколько следственных групп армии США подтвердили, что слова Фредерика об экстремальных методах, которые использовались в тюрьме, соответствуют действительности. Они обнаружили, что следователи поощряли резервистов военной полиции, работающих в тюрьме, физически и психологически готовить иракских задержанных к допросам[358].

И когда резервисты помогали готовить задержанных к принудительным допросам, традиционная разделительная линия между военными полицейскими, которые должны выполнять только процедуры задержания, и сотрудниками военной разведки, занятыми сбором информации, начинала исчезать. Агенты военной разведки прибегали к самым жестоким методам. Например, чтобы получить информацию от одного иракского генерала, следователи раздели его шестнадцатилетнего сына, вымазали его грязью, а потом выставили на холод. Сержант Сэмюэль Провенанс (рота «Альфа», 302-й батальон военной разведки) сообщил нескольким информационным агентствам, что два следователя подвергали сексуальному насилию девочку-подростка, и другие солдаты знали об этом. В следующей главе мы увидим, что многие солдаты и гражданские-контрактники совершали намного худшие злоупотребления, чем зверства охранников ночной смены под руководством Чипа Фредерика.

«Я надеюсь, что расследование [злоупотреблений по отношению к заключенным] коснется не только тех, кто совершал эти преступления, но и тех, кто, возможно, их поощрял, — сказал бригадный генерал Марк Киммит, заместитель командующего операциями США в Ираке, в интервью с Дэном Ретером в телепрограмме „60 минут II“. — Ведь они, конечно, тоже несут некоторую ответственность».

Чип Фредерик отвечал еще и за 15–20 заключенных-«призраков», находившихся в ведении OGA — Other Governmental Agencies, «других государственных служб». Предполагалось, что заключенные-«призраки» — это высокопоставленные должностные лица, или же они обладают ценной информацией, и следователям была предоставлена полная свобода в использовании любых средств, чтобы получить информацию, которая позволила бы судить их. Этих заключенных называли «призраками», потому что их пребывание в тюрьме не было зарегистрировано ни в каких официальных документах, как будто их никогда здесь не было. На них не заводили личных дел, у них не было никаких личных документов. Во время интервью Чип признался мне: «Я видел труп одного из них, его убили бойцы спецподразделения „Дельта“. Они просто убили этого парня. У меня было такое впечатление, что это никого не волновало. Никого не волновало, что с ним случилось»[359].