Дориан не помнил тепла рук своей матери, но испытывал глубокую потребность в нем. Тахи вскоре заполнила эту пустоту.

Дау все ближе подходила к порту назначения, и у принца Абд Мухаммада аль-Малика находилось время не только обсуждать государственные дела со своими приближенными, но и размышлять о пророчестве святого и незаметно, но проницательно и оценивающе наблюдать за мальчиком.

— Аль-Аллама, — обратился он к мулле, — какие откровения тебе были относительно этого ребенка?

Мулла прикрыл глаза, защищая мысли от проницательного взгляда хозяина.

— Он красив и привлекает людей, как мед пчел.

— Это очевидно, — с легкой досадой сказал принц. — Я спросил о другом.

— Кажется, у него есть признаки, описанные святым Теймтеймом, — осторожно продолжал мулла, — но пройдет немало лет, прежде чем мы сможем убедиться в этом.

— А до тех пор надлежит хорошо охранять его и воспитывать черты, необходимые для осуществления пророчества, — предположил аль-Малик.

— Мы сделаем все, что в нашей власти, великий принц.

— Твоя обязанность — наставить его на путь праведности и открыть мудрость пророка, чтобы мальчик мог сам прийти к вере и принять ислам.

— Он еще ребенок. Нельзя надеяться увидеть голову мужчины на таких молодых плечах.

— Всякое путешествие начинается с первого шага, — возразил принц. — Он уже владеет священным языком веры лучше некоторых моих родных детей и обнаружил некоторые познания в вопросах религии. Его уже учили. Твой священный долг — укреплять эти знания и со временем привести его в ислам. Только так может исполниться пророчество.

— Как прикажет господин.

Аль-Аллама жестом послушания коснулся губ и сердца.

— Я сделаю первый шаг на этом долгом пути сегодня же, — поклялся он, и принц одобрительно кивнул.

— Если такова будет воля Аллаха.

После полуденной молитвы, когда принц со своими наложницами удалился в каюту на корме, аль-Аллама отправился на поиски ребенка. Дориан был поглощен разговором с Фуадом. Капитан, показывая на птиц и клубки водорослей, которые указывают направление течения, учил его отыскивать острова. Течения он называл морскими реками и объяснял, как острова и очертания побережья влияют на эти могучие потоки, отклоняя и изгибая их и слегка меняя их оттенки голубого и зеленого.

Дориану нравились уроки навигации, которые давал ему Нед Тайлер. Самые приятные его воспоминания были связаны с тем, как они с Томом отмечали полуденное положение солнца или наносили на карту береговые ориентиры и делали об этом запись в судовом журнале. При этом Дориан смеялся и спорил со старшим братом.

Теперь Фуад знакомил его с особенностями новой части океана, называл морских птиц, морских животных и водоросли. Он показывал на маленьких птиц с белоснежным оперением, которые ныряли в воду и вились в кильватере корабля.

— Этих птиц не встретишь дальше чем в десяти лигах от берега. Следи за их полетом, и они приведут тебя к суше, — говорил Фуад.

В другой раз он подзывал Дориана к планширю и показывал за борт.

— Смотри, маленькая обезьянка! Морское чудовище, но ласковое, как не отнятый от матери барашек.

Они проходили так близко, что Дориан запрыгнул на планширь и посмотрел на пятнистую спину. Он видел, что это не кит, каких они сотнями встречали в южной Атлантике. Похоже на акулу, но длиной рыба почти с дау. В отличие от тигровой акулы и рыбы-молота, которых Дориан знал, эта двигалась в чистой воде лениво и бесстрашно. Дориан видел стаи мелких рыбок, выплывающих из ее пещерообразной пасти.

— Разве они не боятся, что их сожрут? — воскликнул он.

— Чудовище жрет только крошечные существа. Тех, что мельче рисового зернышка. — Фуаду нравилось рвение ученика. — Когда увидишь этих ласковых чудовищ, знай, что муссон готов из каскази перемениться на куси, с северо-западного на юго-восточный.

Аль-Аллама прервал их беседу и увел Дориана туда, где они могли поговорить наедине. Дориан, явно разочарованный, пошел за муллой неохотно.

— Однажды ты так ответил на мой вопрос, — напомнил ему аль-Аллама: — «Я такой же человек, как ты, но вдохновение открыло мне, что твой Бог — единственный Бог. Тот, кто желает встретиться с Господом, должен быть праведником».

— Да, святой человек.

Дориана не очень интересовал новый предмет. Он предпочел бы продолжить оживленное обсуждение с Фуадом. Но Тахи предупредила его, что мулла могуществен и в его власти защитить или наказать мальчика.

— Он слуга Бога и голос пророка. Обращайся с ним с большим уважением. Ради нас обоих, — сказала Тахи, и Дориан решил быть внимательным.

— Кто научил тебя этому? — спросил аль-Аллама.

— У меня был учитель. — Дориан, похоже, готов был расплакаться. — Когда я плавал с отцом. Его звали Уил, и он учил меня арабскому языку.

— Значит, этот человек учил тебя Корану, священной книге пророка?

— Мы обсуждали только несколько стихов. Стих из восемнадцатой суры — среди них.

— Ты веришь в Бога, аль-Амхара? — не отставал мулла.

— Да, конечно, — быстро ответил Дориан. — Я верю в вечного Бога, в его вечного Сына и в вечный Дух Святой.

В его памяти сразу возник ответ, который должен был дать Том на церемонии посвящения в рыцари.

Аль-Аллама постарался, чтобы его тревога и отвращение, вызванные таким кощунством, не отразились на его лице.

— Есть только один Бог, — торжественно сказал он, — и Мухаммад его истинный пророк.

Дориана это утверждение не заинтересовало, но ему нравилось спорить, особенно с теми, кто облечен властью.

— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Откуда ты знаешь, что ты прав, а я нет?

Аль-Аллама не остался равнодушным этому вызову, и Дориан сел привольнее и позволил потоку религиозной риторики перекатываться через него, не мешая думать о другом.

Дориан хотел бы, чтобы на мачте корабля, как на «Серафиме», нашлось для него место — место высоко над морем, где он мог бы оставаться в одиночестве.

Однако на корабле с треугольным парусом такой возможности не было, и Дориану пришлось вместе с остальным экипажем смотреть с палубы, как Африка, загадочная, темная земельная масса, заполняет горизонт.

Он поморщился, учуяв в воздухе звериный запах этого континента. Пахло пылью, и пряностями, и мангровыми болотами. Чуждый запах вызывал легкое потрясение, но после соленого воздуха океана, который прочистил нос и обострил обоняние, этот запах манил и искушал.

Они подходили к суше. Стоя у руля рядом с Фуадом, Дориан впервые увидел остров Ламу. Фуад показывал главные ориентиры и кратко рассказывал историю этой жемчужины Оманского халифата.

— Мой народ торгует здесь со времен пророка и даже с более ранних времен, когда мы были неверными и не знали Великой Истины, — гордо объяснял он. — Здесь был важный порт, когда Занзибар еще оставался болотом, полным крокодилов.