Больше никаких заказов Леонардо, по-видимому, не получал и за новые произведения не принимался. Если он и брался за кисть, то лишь для того, чтобы медленно и вдумчиво доводить до совершенства те картины, над которыми работал уже давно и которые никак не мог оставить в покое.

Леонардо по-прежнему интересовали прежде всего наука и инженерное дело. Джулиано Медичи предложил ему заняться осушением Понтинских болот (в 80 километрах к юго-востоку от Рима), потому что брат хотел, чтобы герцог вновь присоединил эту территорию к Папской области. Леонардо съездил в те края и нарисовал очередную топографическую карту местности, слегка расцвеченную акварелью (надписи наносил Мельци). Из этой карты явствует, что Леонардо планировал построить два новых канала, чтобы они улавливали воду горных рек и отводили ее прямо в море, не давая дойти до болот[812]. Еще он спроектировал для Джулиано более совершенную машину для чеканки денег, чтобы новые монеты не истирались слишком быстро.

127. Машина для изготовления зеркал.

Но самым главным предметом интереса Леонардо, пока он жил в Риме, оставались зеркала. Еще когда Леонардо 19-летним юношей работал в мастерской Верроккьо и видел, как паяли медный шар и затем водружали его на вершину купола флорентийского собора, его заворожил процесс изготовления вогнутых зеркал, при помощи которых можно было собирать солнечные лучи в фокус и концентрировать жар. В течение жизни он выполнил около двухсот рисунков, показывавших, как фокусировать свет и как делать подобные зеркала, а еще он вычислял, как именно лучи света будут отражаться от изогнутой поверхности, и изучал технические возможности применять точильные камни для шлифовки и полировки металла[813]. На одном из листов, относящихся к концу 1470-х годов, то есть к флорентийскому периоду (илл. 127), соседствуют чертежи горна, механизма для шлифовки литейной формы, пресса для получения куска металла нужной формы и геометрический рисунок, изображающий искривленные фигуры внутри конуса[814]. На другом листе показана машина, которая поворачивает большой металлический тигель, поднимает его и прижимает к выпуклому точильному камню, а в сопроводительном тексте объясняется, как «изготовить вогнутую сферу для испускания огня»[815].

С годами Леонардо все больше занимали математические расчеты, связанные с фокусировкой вогнутых зеркал, и он рисовал десятки схем, показывавших, как лучи света падают под разными углами на искривленную поверхность, а затем под разными углами отражаются. Он подошел к решению задачи, которую около 150 года н. э. сформулировал Птолемей и которую изучал арабский математик XI века Альхазен: найти на поверхности вогнутого зеркала такую точку, упав на которую, свет от определенного источника отразится затем в нужное место. (Похожую задачу приходится решать при игре в бильярд, высматривая место на борту круглого бильярдного стола, куда нужно направить биток, чтобы он отскочил и ударил по шару-мишени.) Леонардо не удалось найти решение чисто математическим путем. Поэтому он сделал ряд рисунков и придумал приспособление, которое решало вопрос механическим способом. Наглядные изображения всегда помогали ему лучше, чем абстрактные вычисления.

Живя в Риме, Леонардо исписал и изрисовал еще двадцать страниц, ломая голову над математическими и техническими вопросами, связанными с изготовлением вогнутых зеркал — особенно очень больших[816]. В ту пору его интерес имел некоторое отношение к занятиям астрономией: в частности, он искал способы лучше разглядеть Луну. Но в первую очередь его все-таки занимали зеркала, способные фокусировать солнечный свет и обращать его в тепло. Леонардо по-прежнему воображал себя военным инженером, а зажигательные зеркала можно было использовать как оружие — в точности так, как сделал, по преданию, Архимед, когда сжег корабли римлян, осадивших Сиракузы. А еще при помощи таких зеркал можно было спаивать куски металла и нагревать большие котлы с водой. «Этим зеркалом можно нагреть любой котел на красильной фабрике, — писал он рядом с рисунками. — А этим можно подогревать воду в бассейне, так что вода будет все время кипеть»[817].

___

На вилле Бельведер по соседству с Леонардо жил немец-зеркальщик, которого наняли ему в помощь: папа и Джулиано заказали для своих гардеробных несколько зеркал. Но помощник оказался лентяем, вруном и сумасбродом и едва не довел Леонардо до бешенства. Леонардо заболел и впал в крайнюю раздражительность; о его душевной развинченности свидетельствуют три длинных черновика жалобных писем, адресованных Джулиано Медичи.

Не в первый раз Леонардо, явно не контролируя себя, давал волю ярости. Еще в Милане, декорируя покои герцога, он на что-то сильно разозлился, бросил работу и ушел. Тогда он написал черновик гневного, полного жалоб письма к Лоренцо, но потом разорвал его пополам. Но письма к Джулиано, которые он строчил теперь, несли в себе еще более мощный разрушительный заряд. Он пространно и бессвязно рассказывал о своих стычках с немцем, и его рассказ, изобиловавший таким множеством подробностей и отступлений, что больше смахивал на бред, наверняка озадачил бы Джулиано. Леонардо писал о «кознях плута немца», о том, что этот парень предал его, заведя собственную мастерскую, чтобы работать на других. Еще Леонардо жаловался, что его подмастерье бьет баклуши и ловит птиц вместе с гвардейцами-швейцарцами. Это уже не прежний Леонардо, нежно опекавший юных помощников и смотревший сквозь пальцы на проказы бесенка Салаи.

Другим врагом Леонардо стал его конкурент, зеркальщик по имени Иоганн, тоже немец, живший по соседству в Бельведере. В черновике письма Леонардо сообщал: «Этот немец, зеркальщик Джованни, изо дня в день заявлялся ко мне в мастерскую, высматривал все, что я делаю, а затем всем об этом рассказывал, ругая то, чего сам не понимал». Он называл Иоганна завистником, а потом бессвязно рассуждал о том, что именно «Джованни» настроил против него молодого помощника[818].

В то время Леонардо продолжал заниматься анатомией. Находясь в Риме, он успел вскрыть не меньше трех трупов — скорее всего, в Оспедале-ди-Санто-Спирито (больнице Святого Духа), — и сделал более точные изображения человеческого сердца. Вскрытия не запрещались законом, но Леонардо помешали продолжить эти занятия. «Папе донесли, что я рассек три трупа, — писал он и винил в этом все того же завистника Иоганна. — Этот человек учинил мне помехи в занятиях анатомией, он оговорил меня и перед папой, и в госпитале»[819].