– Заговаривается…

Вяземайт кое-как ускорил шаг. Придон двигался в стороне,солдаты поглядывали на него с испугом. Придон шел, не склоняясь перед ветром,как ходил всегда и как идут все трое артан, холодный ветер сечет, мелкиельдинки тут же превращаюся на горячей коже в крохотные капельки, испаряются.Черные волосы треплет ветром, медный обруч горит, как раскаленный в огне, отнего летят искры.

Ноги Придона загребают снег, глаза смотрят поверх далекихвершин, а губы непрерывно шевелятся. Вяземайт догнал, ветер все еще воет, словаразобрать трудно, но, когда он вслушался, понял все.

– Когда с синего неба, – донесся до него страстныйшепот, – солнечный свет – я думаю о тебе, но если тучи и дождь – я тожедумаю о тебе! Когда ночь, а звезды от края до края, я думаю о тебе, любимая! Ноесли утренняя заря улыбается миру, я тоже о тебе, любимая! И в жаркий день, и вснежную ночь, и в дороге, и за столом – только о тебе я думаю, только тобойживу. Если по небу белокрылят птицы, я думаю о тебе, но когда низко над землейчерные молнии стрижей, мои мысли тоже о тебе…

Вяземайт приотстал, а когда воевода догнал, старый волхвдвигался задумчивый и отрешенный. Аснерд помолчал, ждал, когда волхв заговорит,наконец рыкнул:

– Что, это заразно? Вяземайт слабо улыбнулся:

– О, если бы это было так!

– Что с Придоном? – потребовал Аснерд.

– Он просто бормочет о своей Итании. Его сжигаетвнутренний жар. Такое бывает… Аснерд нахмурился, пробурчал:

– А может, это что-то с магией, да?

– Я бы не утверждал…

– Магия, – отрезал Аснерд. – Мне Олексарассказывал, как Придон внезапно побил кентавров, разогнал дэвов, разнес иххрам, уничтожил весь их город. Что еще, как не магия?

Вяземайт покачал головой:

– Не магия, Аснерд. Не магия.

– А что?

– Нечто повыше магии.

Долгое время брели молча, загребая ногами снег. Потом снегисчез, земля под подошвами звенела сухая, чистая, а солнце жарко палилообнаженные головы.

– Что такой нахмуренный? – спросил он Вяземайта.

– Да так, – ответил Вяземайт, – гляжу наПридона… Черт, он как укор! Рвет жилы, а ноша-то неподъемная… наверно. Такойдурак… нет, такой безумец, что я просто не знаю, плакать ли, глядя на него,смеяться навзрыд… или завидовать.

Аснерд безмерно удивился.

– Завидовать? Его мукам?

– Муки тела укрепляют волю, муки сердца очищают ивозвышают… не знаю, наверное, всего – от кончика ушей до грязных ногтей.Признайся, всем нам выпадает такая возможность хотя бы раз в жизни. Увидетьволшебный цветок на краю пропасти! Рискнуть приблизиться и сорвать… Но я, как ивсе, предпочел сорвать простой цветок, который рос в моем же селе на тойстороне улицы. Теперь он в моем доме, дал плоды: пятеро сынов и три дочери, но…вот я тогда, выбрав добрую и послушную жену… которую взял без этой крови износа, не надрывая жилы, не потерял ли возможность любви великой?.. Пусть совсеми этими муками и страданиями?

Аснерд подумал, спросил с недоумением:

– Это ты о чем? Неужели о той, вертлявой и языкастой…как ее, даже имя забыл!.. Что постоянно дразнила всех, ее не любили… Так это жбыло сто лет назад!

– Ну и что? – возразил Вяземайт. – Она у меняи сейчас перед глазами.

Аснерд опешил, но Вяземайт, ничуть не смущаясь своейдурости, шел, сильно прихрамывая, по снежной борозде, чем-то неуловимо в этотмомент похожий на Придона. Аснерд крякнул, махнул рукой, отстал. Неужели толькоему, воеводе, повезло сразу и бесповоротно: жена досталась красивая, умная,верная, добрая и вообще лучшая из всех женщин! Никаких страданий, душевных мук.

Он догнал, спросил по-деловому:

– Ты лучше скажи вот что… Как думаешь, почему этивылетели встречать нас таким скопом? Вяземайт ответил сварливо:

– Тебя только сейчас это заинтересовало?

– Нет, я же видел, как ты струхнул. И начал вилять, аспиной никогда к ним не поворачивался. Даже Придон насторожился, не сказал, чторукоять у нас.

– Думаешь, поверили?

– Вряд ли… но пока рукоять не увидят, у них будутсомнения. А вдруг в самом деле не сумели добыть или же добыли, но спрятали где-тотам в горах?..

– Думаешь, Тулей вот так решил…

– А ты что думаешь? – ответил Аснерд вопросом навопрос.

– Дело умных, – сказал Вяземайт спокойно, –предвидеть беду, пока она не придет. Дело храбрых – сражаться с бедой, когда пришла.Я беду предвидел?

– Предвидел, предвидел… – пробормотал Аснерд нехотя.

– Ну вот… Сражайся. Ты ж у нас самый храбрый!

– Я не самый храбрый, – буркнул Аснерд. – Ясамый добрый. Сколько бы ты меня ни дурил, а я все еще тебя ни разу не прибил.

– Аснерд, что ты говоришь! – ужаснулсяВяземайт. – Как это ни разу?

Аснерд сказал мечтательно:

– А так… Как-нибудь, когда доберемся до озера илиречки, я тебе покажу… Прямо на берегу так измордую, чтобы живого места неосталось! Брошу в воду, вытащу, снова измордую. И так много-много раз… Нет,хар-р-рошим даром тебя снабдила родня!

Вяземайт отодвинулся и пошел на пару шагов в сторонке.

– Ну знаешь ли… Только такой добряк может додуматься дотакого изуверства!

Яркое синее небо блистало от горизонта до горизонта. Придонперестал хмуриться и оглядываться в неуверенности: не лучше ли было остатьсяждать Яську. Они уже спустились с самого опасного обрыва, перевели дух и сновасмотрели вниз с такой неимоверно высокой стены, что, понятно, сюда можно толькона драконе…

Здесь были острые скалы, и хотя вокруг уже зеленая травка,но в щели намело снега, сейчас он бурно таял, вниз бежали прозрачные струи.

Спуск – не подъем, но Придон измучился, исхудал, мышцырастаяли, а взамен выступили толстые жилы. Аснерд научил закреплять веревкутак, что удавалось сдернуть после спуска. Он тоже потерял лишнее мясо,почернел, но смеялся зло и победно:

– И все-таки мы сумели!..

– Еще не Куяба, – сказал Вяземайт замученно.

– Но до Куябы, – заявил Аснерд, – почтипрямая дорога!..

– Как, кстати, и до нашей Арсы, – заметилВяземайт. – Я бы советовал…

Сильный грубый голос прервал резко:

– А я бы не советовал!

Придон поспешно оглянулся, Аснерд и Вяземайт схватились затопоры. Из-за камней поднимались, а из щелей выскакивали воины в блестящихдоспехах. Придон бросил взгляд по сторонам. Справа и слева, даже сзади в ихсторону смотрят острые наконечники копий. Хуже того, за их спинами поднялисьлучники, стрелы уже на тетивах. Все воины рослые, в добротных доспехах,чувствуется по уверенному виду, что горы для них – родной дом.