CVII

Они тут же разошлись облачаться в доспехи. Напрасно король уговаривал сына не упорствовать. Мелеаган был уверен в своей правоте и глух к любым увещеваниям. Прибыв на место, Ланселот сказал королю:

– Сир, такого рода поединок не может быть решающим, если его не предваряет клятва.

А потому принесли святые мощи; оба шампиона преклонили колени. Мелеаган поклялся первым, что, коли благоволят ему Бог и святые угодники, он видел кровь Кэя-сенешаля на ложе королевы. А Ланселот: что, коли благоволят ему Бог и святые угодники, Мелеаган солгал и будет изобличен как лжесвидетель.

Они сели на коней, а король устроился у окон вместе с королевой и сенешалем. Оба соперника разошлись, устремились навстречу друг другу; вот они ломают свои глефы, теснят один другого конями, щитами, забралами; лопаются ремни их щитов, сыплются искры из шлемов, они колеблются в седле, они падают плашмя на землю. Мелеаган остался лежать без памяти, залитый кровью; Ланселот поднялся, замешкавшись на миг, положил руку на рукоять меча и, подняв щит над головою, ринулся на Мелеагана, а тот отбивался, как мог; ибо нельзя было отказать ему в доблести, какая только бывает у злодея. Но напрасно он бился, ему досталось еще поболее, чем в первый раз. Меч он выпустил из рук; он был бы уже повержен, но король Бодемагус поспешно сказал королеве:

– Госпожа, ради Бога, остановите поединок!

– Сир, я не в силах вам ни в чем отказать, пойдите разнимите их сами.

Он спустился и окликнул Ланселота:

– Стойте! Так велит ваша дама королева.

– Это правда, госпожа? – спросил Ланселот, подняв на нее взор.

– Да, хотя и против моей воли.

Он тут же вернул меч в ножны, оставив Мелеагана корчиться от ран и стыда. На все усилия отца его утешить тот отвечал сквозь зубы:

– Ланселот погибнет от моей руки, прежде чем выедет из страны.

– Не забудь, по крайней мере, что, запятнав себя изменой, ты отречешься от моего наследия. Моя корона не увенчает голову предателя и убийцы.

CVIII

Ближайшей ночью Мелеаган покинул город, не желая видеть ни Ланселота с королевой и сенешалем, ни своего отца, принявшего их сторону против него.

Все Бретонцы-изгнанники были вольны оставить королевство Горр и вернуться в свою страну. На другой день на рассвете Ланселот облачился в доспехи и выехал с сорока рыцарями – одни из королевства Логр, другие из королевства Горр – искать мессира Гавейна, которому велено было доставить королеву ко двору короля Артура. Они почти достигли Подводного моста, когда встретили карлика верхом на коне-иноходце.

– Который из вас Ланселот? – спросил карлик.

Ему показали.

– Сир, – сказал он, – мессир Гавейн шлет вам привет.

– А! Ты меня порадовал; как его дела?

– Прекрасно, сир; он доверил мне побеседовать с вами с глазу на глаз.

И, отведя его в сторону на несколько шагов, он доложил, что мессир Гавейн находится в приятнейшем месте, где у него есть все, что он пожелает.

– Он знает, что вы, наверно, захотите узнать о нем новости, и просит вас приехать повидаться с ним наедине; оттуда вы вместе направитесь в Горан.

– Но что мне делать со всеми этими рыцарями?

– Они могут дождаться вас тут, ведь вы нисколько не припозднитесь: путь нам предстоит недолгий, всего лишь одно лье отсюда.

– Тогда я поеду. Господа рыцари, извольте остаться здесь, я скоро вернусь с мессиром Гавейном.

Рыцари остановились, а Ланселота карлик увлек за собою. В четырех полетах стрелы оттуда был лес: они углубились в него и прибыли к небольшому укрепленному замку, скрытому густыми зарослями и окруженному двойным рвом. Ворота были открыты; они въехали и спешились перед большой залой вровень с землей, устланной свежей травой. Ланселот шел большими шагами, ему не терпелось увидеть мессира Гавейна. Когда он был на середине залы, он ощутил, что трава уходит из-под ног, и упал в яму глубиной более двух туазов. Слава Богу, он не причинил себе вреда, примятая трава его уберегла; но слишком поздно он понял, что стал жертвой гнусного обмана. Напрасно он шарил и метался по сторонам; он не нашел ни лестницы, ни выемки, чтобы с их помощью выбраться оттуда. Вскоре он услышал, как над головой у него прошли два десятка ратников, ведомые владельцем замка, сенешалем Горра.

– Сир рыцарь, – сказал ему сенешаль, – вы в нашей власти; ваша доблесть вам ничуть не поможет: отдайте ваш меч и сдавайтесь нам в плен; мы обойдемся с вами учтиво.

– Но кто и за что меня так трусливо захватил?

– Этого мне говорить не велено.

– По крайней мере, разве не могли вы все вместе напасть на меня лицом к лицу?

– Сир, я не хотел подвергать опасности ни вашу жизнь, ни жизни моих людей. Сеньор, которому мы служим, распорядился так.

Ланселот не сомневался, что в этой новой измене он должен винить Мелеагана. Он отдал свой меч. Тогда ратники стали на колени и, протянув к нему руки, отвязали ему шлем и помогли подняться. Его отвели в старую башню, где мы его покинем, чтобы вернуться к рыцарям, ожидающим его.

CIX

Видя, что он не возвращается, спутники Ланселота заподозрили измену. Когда они увидели, что близится ночь, они пошли просить приюта в соседний замок, где мессир Гавейн, только что прибывший туда, уведомил их, что несколько дней тому назад он перешел Подводный мост, но что без помощи рыцарей-изгнанников он бы вряд ли оттуда выбрался. Прежде чем дойти до берега, сказал он, ему пришлось наглотаться воды вдоволь; а едва ступив на берег, он вынужден был сражаться с рыцарем, стоявшим в дозоре у моста. Он вышел из воды весь окоченелый, ему было тошно; но победа осталась за ним. Он тут же спросил, не слышно ли что о Ланселоте.

– Сир, – ответил один из рыцарей, – после того, как он победил Мелеагана и вернул на волю бретонских изгнанников, мы с ним вышли из Горана, чтобы идти вам навстречу. Но нам попался один карлик, явно подосланный изменником Мелеаганом, который пришел якобы от вашего имени проводить Ланселота туда, где находитесь вы. Больше мы его не видели, и мы не сомневаемся, что он угодил в засаду.

Эта новость огорчила мессира Гавейна. Поразмыслив, что ему делать, начать ли с поисков Ланселота или вернуться к королеве, он выбрал последнее. Велика была радость королевы при свидании с ним; но когда она узнала, как пропал ее возлюбленный, она не могла скрыть свою безмерную