поэтому жаль было бы сесть на мель у входа в гавань. Простите мою рассеянность и следуйте за мной.

На лице принца появилась деланая улыбка. Все физиономии прояснились.

— Не будем уходить слишком далеко, — защебетали дамы. — Хотелось бы на все это посмотреть.

— На галерею! — решил Носе. — И оставим дверь приоткрытой.

— За дело, Иона! Поле битвы свободно!

— Превзойди сам себя, горбун! Мы даем тебе даже не пять минут, а десять, но будем следить с часами в руках!

— Господа, — произнес Ориоль, — делайте ставки.

Тогда играли на все и по любому поводу. На Эзопа, он же Иона, поставили один против ста.

Проходя мимо Плюмажа и Галунье, Гонзаго спросил:

— Вы согласны вернуться в Испанию за приличную сумму?

— Мы сделаем все, как прикажет ваша светлость, — ответили храбрецы.

— Далеко не уходите, — бросил принц и смешался с толпой приверженцев.

Плюмаж и Галунье и не подумали последовать его примеру.

Когда все вышли из залы, горбун повернулся к двери на галерею, в которой виднелись головы любопытных, выстроившихся аж в три ряда.

— Прекрасно! — игриво проговорил он. — Очень хорошо, так вы не будете мне мешать. Не ставьте слишком много против меня и поглядывайте на часы. Да, я кое-что забыл, — вдруг сказал он, направляясь через залу к галерее. — Где его светлость?

— Я здесь, — отозвался Гонзаго. — В чем дело?

— Нет ли у вас под рукою нотариуса? — с неописуемой серьезностью спросил горбун.

Тут уж никто не выдержал. Галерея затряслась от хохота.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — пробормотал Эзоп II.

Без каких-либо признаков раздражения Гонзаго ответил:

— Давай поскорее, друг мой, и не беспокойся. У меня в комнате сидит королевский нотариус.

Горбун поклонился и возвратился к двум девушкам. Донья Крус смотрела на него с известным испугом. Глаза Авроры были закрыты. Горбун встал на колени перед ее креслом.

Вместо того чтобы наблюдать за представлением, имевшим такой успех у его приверженцев, Гонзаго прохаживался неподалеку под руку с Перолем. Вскоре они облокотились о перила в самом конце галереи.

— Из Испании можно вернуться, — сказал Пероль.

— В Испании умирают так же, как в Париже, — тихо проговорил Гонзаго.

После короткого молчания он продолжал:

— Здесь возможность уже упущена. Женщины обо всем могут догадаться. Да и донья Крус разболтает.

— Шаверни… — начал Пероль.

— Этот будет молчать, — оборвал его Гонзаго.

Стоя в темноте, они обменялись взглядами, и Пероль больше ни о чем спрашивать не стал.

— Нужно, — продолжал Гонзаго, — чтобы, выйдя отсюда, она была свободна, совершенно свободна… до первого поворота.

Внезапно Пероль нагнулся и стал к чему-то прислушиваться.

— Это проходит караул, — объяснил Гонзаго.

Снаружи послышался звон оружия. Но его тут же заглушил шум, поднявшийся на галерее.

— Поразительно! — воскликнул кто-то. — Это удивительно!

— Неужто нам мерещится? Да что он ей говорит, черт возьми!

— Силы небесные! — заметила Нивель. — Неужели так трудно догадаться? Он рассказывает, сколько у него акций и каких.

— Вы посмотрите, что делается! — воскликнул Навайль. — Кто там ставил сто к одному?

— Никто, — отозвался Ориоль. — Самое большое пятьдесят. Хочешь двадцать пять?

— Ну уж нет! Смотрите! Смотрите!

Горбун все еще стоял на коленях перед креслом Авроры. Донья Крус встала между ними, но горбун отстранил ее рукой и сказал:

— Не нужно.

Эти два слова он произнес довольно тихо. Но голос его был до такой степени непохож на прежний, что донья Крус, широко раскрыв глаза, невольно попятилась. Вместо резкого и скрипучего, к которому все уже привыкли, голос горбуна зазвучал по-мужски, стал мягким, приятным и глубоким. И тут горбун произнес имя Авроры. Цыганка почувствовала, как девушка слегка вздрогнула в ее объятиях. Затем донья Крус услышала тихие слова, произнесенные Авророй:

— Я грежу.

— Аврора! — все так же стоя на коленях, повторил горбун.

Девушка спрятала лицо в ладони. Крупные слезы покатились по ее дрожащим пальцам. Тем, кто смотрел через приоткрытую дверь на донью Крус, казалось, что они присутствуют при каком-то колдовстве. Цыганка стояла, откинув голову назад, раскрыв рот и пристально глядя в одну точку.

— Клянусь небом! — воскликнул Навайль. — Чудеса да и только!

— Тсс! Смотрите! Ее словно притягивает непреодолимая сила.

— У горбуна есть какой-то талисман, он зачаровал ее!

Одна Нивель знала точно, как называются все эти чары и талисман. Эта хорошенькая девушка, имевшая на все свое мнение, верила лишь в сверхъестественную силу голубых акций.

Стоявшие у двери подметили верно. Аврора невольно склонилась в ту сторону, откуда доносился звавший ее голос.

— Я грежу! Грежу! — всхлипывая, лепетала она. — Это ужасно! Я же знаю, что его больше нет!

— Аврора! — в третий раз повторил горбун.

Донья Крус хотела что-то сказать, но он жестом велел ей этого не делать.

— Не поворачивайте голову, — тихо сказал он мадемуазель де Невер, — мы с вами на краю пропасти, одно неверное движение — и с нами кончено.

Донья Крус была вынуждена сесть подле Авроры. Ноги ее подкосились.

— Я дал бы двадцать луидоров, чтобы узнать, что он ей говорит! — воскликнул Навайль.

— Проклятье! — проговорил Ориоль. — Я начинаю думать, что… Но он ведь не дал ей никакого зелья!

— Ставлю сто пистолей на горбуна, — предложил Носе.

Между тем горбун продолжал:

— Вы вовсе не грезите, Аврора, ваше сердце вас не обманывает, это я.

— Вы! — прошептала девушка. — Я не смею открыть глаза. Флор, сестра, посмотри!

Донья Крус поцеловала подругу в лоб и незаметно сказала:

— Это он!

Аврора раздвинула пальцы перед глазами и взглянула. Сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди, но ей удалось подавить возглас радости. Она осталась неподвижна.

— Эти люди не верят в небеса, — бросив быстрый взгляд в сторону двери, проговорил горбун, — но зато они верят в ад, поэтому их нетрудно обвести вокруг пальца, изобразив зло. Повинуйтесь, Аврора, любимая, но не сердцу, а какой-то странной притягательности, которой, по их мнению, обладает дьявол. Делайте вид, что властные движения моей руки вас зачаровывают.

Он сделал несколько пассов перед лицом Авроры, и она послушно склонилась к нему.

— Она поддается! — вскричал ошеломленный Навайль.

— Поддается! — зашептали вслед за ним все приятели.

А толстяк Ориоль что есть духу бросился к балюстраде и вскричал:

— Вы пропускаете самое интересное, ваша светлость! На это стоит посмотреть, черт бы меня побрал!

Гонзаго позволил подвести себя к двери.

— Тсс! Не спугните! — сказал кто-то, когда принц приблизился.

Ему уступили место. От изумления Гонзаго потерял дар речи.

Горбун тем временем продолжал делать пассы. Очарованная Аврора все ниже наклонялась в его сторону. Горбун был прав. Те, кто не верует в Бога, часто верят во всякую чушь, пришедшую в основном из