диване мирно спал господин Гриво-старший, королевский нотариус, а рядом на столике виднелись остатки роскошного ужина.

Я не знаю, почему в наше время так не любят нотариусов. Обычно нотариусы люди опрятные, свежие, упитанные, обладают мягким нравом, любят сострить в семейном кругу и наделены на редкость верным глазом при игре в вист. Они с достоинством держатся за столом, исповедуют поистине рыцарскую галантность, весьма учтивы с пожилыми богатыми дамами, и никто во Франции не носит с таким изяществом, как они, белый галстук, обычно приятельствующий с очками в золоченой оправе. Но недалек уже тот день, когда все будет обстоять по-иному. Каждый будет вынужден признать, что молодой белокурый нотариус, серьезный, мягкий в обращении, с едва наметившимся, но еще не достигшим зрелости брюшком, является одним из украшений нашей цивилизации.

Господин Гриво-старший, нотариус короля и Шатле, имел, кроме того, честь быть преданным слугою принца Гонзаго. На этого красивого сорокалетнего мужчину, корпулентного, свежего, розового и улыбчивого, приятно было смотреть. Ориоль взял его под одну руку, Сидализа под другую, после чего они повлекли его на второй этаж.

При виде нотариуса сердце Нивель всегда смягчалось: именно нотариусы придавали силу и законность человеческим дарам.

Господин Гриво-старший, как человек светский, изящно поклонился принцу, дамам и господам. У него был при себе подготовленный заранее брачный контракт, однако в документе стояло имя Шаверни. Это требовало исправления. По предложению господина де Пероля господин Гриво-старший уселся за небольшой столик, извлек из кармана перо, чернильницу и скоблильный ножик, после чего принялся за работу. Гонзаго и большинство сотрапезников стояли вокруг горбуна.

— Это долго? — обратился последний к нотариусу.

— Господин Гриво, — с улыбкой проговорил принц, — вы, конечно, понимаете вполне оправданное нетерпение молодых.

— Мне нужно пять минут, ваша светлость, — ответил нотариус.

Эзоп II одной рукой расправлял жабо, а другой с победным видом гладил Аврору по голове.

— Как раз столько, сколько требуется для соблазнения женщины, — заметил он.

— Выпьем! — воскликнул Гонзаго. — У нас есть время, поэтому выпьем за счастье новобрачных!

Вновь полетели пробки из шампанского. На сей раз веселье воцарилось вроде бы окончательно. Тревога испарилась, все пребывали в отличном настроении.

Донья Крус своею рукой наполнила бокал Гонзаго.

— За их счастье! — провозгласила она и отважно приникла губами к бокалу.

— За их счастье! — со смехом подхватили сотрапезники и тоже выпили.

— Послушайте-ка, — проговорил Эзоп II. — Неужто здесь не найдется даровитого стихотворца, который сочинил бы для меня эпиталаму?

— Поэта сюда! Стихотворца! — подхватили окружающие. — Нам нужен поэт!

Господин Гриво-старший заложил перо за ухо.

— Невозможно заниматься всем сразу, — тихо и скромно проговорил он. — Я закончу с контрактом и тогда экспромтом сочиню несколько куплетов.

Жестом, полным достоинства, горбун поблагодарил его.

— Поэзия Шатле, — заметил Навайль, — нотариальные мадригалы. Попробуйте возразить, что не наступает золотой век!

— Никто и не думает возражать, — отозвался Носе. — Фонтаны забьют миндальным молоком и отборными винами.

— А чертополох, — добавил Шуази, — зацветет розами.

— И все потому, что нотариусы сочиняют стихи!

Горбун напыжился и гордо произнес:

— И все это остроумие ради моей свадьбы! Однако, — спохватился он, — неужто мы в таком виде и останемся? Фу! Невеста в простом утреннем платье, а я? Черт возьми, мне просто стыдно за себя! Я не причесан, манжеты измяты — ужас! Подать туалет для невесты! — добавил он. — Разве тут не шел разговор о корзине с подарками, а, сударыни?

Нивель и Сидализа были уже в соседней комнате и вскоре появились с корзиной. Донья Крус направилась к туалетной.

— Побыстрее! — воскликнула она. — Ночь проходит, а нам нужно еще устроить бал!

— А вдруг они ее тебе разбудят, горбун? — предупредил Навайль.

Эзоп II стоял с зеркалом в одной руке и гребнем в другой.

— Красавица, — вместо ответа обратился он к Дебуа, — поправь-ка мне там сзади. — Затем, обернувшись к Навайлю, проговорил: — Она принадлежит мне — точно так же, как вы принадлежите господину Гонзаго, дети мои, или, вернее, собственному честолюбию. Я повелеваю своей невестой, как милым господином Ориолем повелевает его гордыня, как прелестной Нивель — жажда стяжательства, как всеми вами — ваши дурные привычки. Любезная Флери, сделайте милость, перевяжите мне бант.

— Готово! — проговорил в этот миг господин Гриво-старший. — Можно подписывать.

— Вы вписали имена брачующихся? — спросил Гонзаго.

— Мне они неизвестны, — ответил нотариус.

— Как тебя зовут, друг мой? — осведомился принц.

— Подписывайтесь, ваша светлость, — небрежно отозвался Эзоп II, — подписывайтесь, господа, ведь, я надеюсь, вы окажете мне эту честь? Я свое имя впишу сам, оно весьма забавное, вам будет над чем посмеяться.

— А и в самом деле, как же зовут этого дьявола? — проговорил Навайль.

— Да подписывайте вы, подписывайте. Ваша светлость, мне бы хотелось, чтобы вы подарили мне к свадьбе ваши манжеты.

Гонзаго снял кружевные манжеты и бросил их горбуну, после чего подошел к столу, чтобы поставить свою подпись на контракте. Веселые господа изо всех сил старались угадать имя горбуна.

— И не пытайтесь, — заметил он, прикалывая манжеты Гонзаго, — все равно не догадаетесь. Господин де Навайль, какая красивая у вас вышивка на платке!

Навайль отдал Эзопу свой платок. Теперь всем захотелось прибавить что-нибудь от себя к его туалету — булавку, пряжку или бант. Он ни от чего не отказывался и с восхищением разглядывал себя в зеркале. Сотрапезники между тем ставили свои подписи. Первой на контракте стояла подпись Гонзаго.

— Посмотрите, готова ли моя невеста, — попросил горбун Шуази, который надевал ему жабо из мехельнских кружев.

— Невеста! Невеста! — раздались в этот миг возгласы.

На пороге комнаты появилась Аврора в белом подвенечном платье и с флердоранжем в волосах. Она была необычайно хороша собою, однако черты ее бледного лица все еще пребывали в неподвижности, что делало ее похожей на прелестную статую. Над нею еще тяготели злые чары.

При ее появлении все присутствующие восхищенно зашептались. Когда же они вновь взглянули на горбуна, тот радостно захлопал в ладоши, повторяя:

— Проклятье! Какая у меня красивая жена! А теперь наша очередь подписывать, моя прелесть.

Он взял за руку свою невесту, которую поддерживала донья Крус. Все ожидали, что Аврора как-то выразит свое отвращение, но она весьма покорно последовала за горбуном. Когда они шли к столу, где мэтр Гриво-старший давал всем подписывать контракт, Эзоп встретился взглядом с Плюмажем, который только что вернулся в залу вместе с Галунье. Горбун подмигнул ему и неуловимым жестом прикоснулся к своему боку. Плюмаж все понял и, преградив ему путь, воскликнул:

— Ризы Господни! В твоем наряде, негодник, кое-чего не хватает!

— Чего же? Чего? — послышалось со всех сторон.

— Чего? — невинно повторил за всеми горбун.

— Разрази меня гром! — ответил гасконец. — С каких это пор