гости два старых друга: Бен Джонсон и поэт Майкл Дрейтон. После изрядной попойки Шекспир вдруг тяжело заболел — и как тут не вспомнить Моцарта и Сальери! Выздороветь ему было не суждено. 23 апреля 1616 года Уильям Шекспир скончался на руках у жены, точно так же как в этот же день и, возможно, в те же минуты в Испании ушел в лучший мир идальго Мигель де Сервантес Сааведра.

После смерти Шекспира Бен Джонсон наконец-то стал номером первым на лондонской сцене, впрочем, ненадолго. В начале 20-х годов его оттеснили новые молодые поэты; Джонсон боролся, но тщетно. Пьесы встречали холодный прием у публики. Дело кончилось позорнейшим провалом комедии «Новая гостиница», после которой Джонсону публично предложили признать свое творческое бессилие. Однако не в характере Джонсона было мириться с поражением: он продолжил писать, создал еще несколько «масок» для придворных постановок, хотя было очевидно, что время его ушло. Несмотря на назначенную королевскую пенсию, в последние годы жизни Джонсон очень нуждался. Его выручали деньгами друзья, а еще появившиеся многочисленные составители собраний сочинений Шекспира и его биографы, которые платили Джонсону за вступительные статьи и воспоминания о покойном друге. «Душа века нашего! Да будешь славен во все времена!» — писал он.

Умер Бенджамин Джонсон незадолго до Английской революции, в 1637 году, в возрасте 65 лет. Он похоронен в «уголке поэтов» Вестминстерского аббатства, и на его простой могильной плите выбито ироничное прозвище, данное ему давным-давно в развеселом кругу молодых лондонских литераторов: «О, редкостный Бен Джонсон!».

Мы уже не раз проводили параллели между английским бардом и испанским идальго. А. Ф. Лосев писал, что Дон Кихоту Сервантеса ближе всего шекспировский Гамлет. Об этой, безусловно, самой известной трагедии Уильяма Шекспира мы и поговорим ниже.

В «Беовульфе», первом из известных произведений английской литературы, написанном в Англии и на английском языке, действие происходит в Дании, и нет ни одного англичанина. По удивительному совпадению, действие «Гамлета», самого известного произведения английской литературы, написанного в Англии и на английском языке, тоже разворачивается в Дании, и среди действующих лиц англичан нет.

Сюжет «Гамлета» практически в точности повторяет историю, рассказанную в первом томе «Деяния данов» Саксона Грамматика и записанную примерно во второй половине XII века. Некий Фенго, 20-й король Дании, чтобы захватить власть, убил своего брата и женился на его вдове Геруде. Сын убитого короля, принц Амлет (или Амлед), «облекся в притворное слабоумие и сделал вид, что у него сильно помутился рассудок», чтобы скрыть свой острый ум и без помех спланировать месть.

В начале XVI века итальянский писатель Маттео Банделло пересказал эту историю в одной из своих новелл. Шекспир безусловно был знаком с его творчеством, потому что воспользовался сюжетом новеллы «Ромео и Джульетта» для своей одноименной трагедии, а также позаимствовал из других произведений Банделло основу для комедий «Двенадцатая ночь», «Много шума из ничего» и позднего «Цимбелина».

В 1576 году новеллы Банделло довольно свободно перевел французский писатель Франсуа де Бельфоре, который впервые назвал место действия истории Гамлета Эльсинором; это название так понравилось Шекспиру, что он использовал его для собственных творческих нужд. Наконец, известно, что в конце восьмидесятых годов XVI века в Лондоне уже ставили трагедию о Гамлете, принце датском. Автором ее, вероятнее всего, был Кид; текста пьесы не сохранилось, и о постановке мы можем судить только по реплике литератора Томаса Лоджа, саркастически отозвавшемся о «бледном лице призрака, который кричит со сцены жалобно, словно торговка устрицами на базаре: Гамлет, отомсти!»

Таким образом, Шекспир в своем «Гамлете» выступает как классический автор-пересказчик, даже в деталях следующий известным сюжетам, но придающий им самобытную форму и наполняющий новым содержанием. Вне обсуждения оригинальности шекспировской трагедии и ее художественных достоинств, которые ни в коем случае не подвергаются никаким сомнениям, обратим внимание на «Гамлета» как на произведение, отразившее закат европейского возрожденческого гуманизма.

Его можно назвать последней трагедией Ренессанса.

«Гамлет» начинается с предчувствия катастрофы; торжественно-мрачную тональность задают стражники королевского замка почти точно так же, как делал это страж в первой части эсхиловской «Орестеи», обмениваясь с хором намеками на прошедшие и грядущие беды. Настроения добавляет Гораций, друг Гамлета, вот так комментирующий рассказ о появлении призрака мертвого короля:

«В дни перед тем, как пал могучий Юлий,

Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц

Визжали и гнусили мертвецы;

Кровавый дождь, косматые светила,

Смущенья в солнце; влажная звезда,

В чьей области Нептунова держава,

Болела тьмой, почти как в судный день»[141].

Весь первый акт трагедии занимает экспозиция обстоятельств и системы персонажей, организующим центром которой является Гамлет. К нему обращается мать, королева Гертруда, уговаривая снять траур по отцу и «взглянуть как друг на датского владыку» — нового короля и ее мужа Клавдия. От слишком близких отношений с Гамлетом предостерегает влюбленную в него Офелию ее брат Лаэрт, отправляясь во Францию; отец Лаэрта и Офелии, «ближний вельможа» Полоний, вовсе запрещает дочери видеться с принцем.

Сам Гамлет с первых строк, с первых минут появления на сцене выглядит словно бы отстраненным. Он иной. Эта инаковость принца, подчеркнутая черным, как у инока, цветом одежд — главное и чрезвычайно важное новаторство Шекспира! — как будто заранее подготавливает его будущее безумие, которое в таком контексте становится чем-то куда более значительным, чем простое притворство.

«То, что во мне, правдивей, чем игра;

А это все — наряд и мишура».

Мы узнаем, что Гамлет учился в университете Виттенберга: с одной стороны, это явный анахронизм по отношению к историческому времени действия пьесы, с другой — важный маркер образованности и свободомыслия принца. Виттенберг был знаковым местом эпохи: здесь Мартин Лютер прибил свои тезисы на двери собора и дал начало церковной Реформации; не случайно именно университет Виттенберга стал сценой для «Фауста» у Кристофера Марло.

Гамлет скорбит по отцу, сетует на мать, слишком быстро вышедшую замуж за дядю, но, кроме того, задает тему тщетности бытия и трагического несовершенства окружающего мира, предвосхищая сакраментальное «быть или не быть»:

«…если бы Предвечный не уставил

Запрет самоубийству! Боже! Боже!

Каким докучным, тусклым и ненужным

Мне кажется все, что ни есть на свете!

О, мерзость! Это буйный сад, плодящий

Одно лишь семя; дикое и злое В нем властвует».

Гораций и офицер стражи Марцелл рассказывают Гамлету о явлении призрака его отца. Следует знаменитая, в полном смысле этого