Деларава проковыляла по отполированной до блеска пробковой палубе и взобралась наверх лестницы: на поручнях висел сложенный пополам бархатный канат, она отстегнула один его конец с латунным крючком, прошла с ним к другому поручню и закрепила там, перекрыв проход.

– На лестницу никто не пройдет, – в ее голосе слышалась скорее просьба, чем угроза. – Джоуи, где Питекан?

В фойе «Площади Пикадилли» почти полностью стемнело, потолочные лампы давали приглушенный красный свет, и Салливан видел на полированной палубе лунные блики.

С раскатистым звуком лязгнувшего ножа включился рубильник, и от белокалильного свечения неостекленной дуговой угольной лампы свет разошелся по всему фойе и дальше по коридору между магазинчиками, отбросив луковичную тень Деларавы, словно пробоину, на обшитую панелями заднюю стену лестницы.

Лампа работала от переменного тока и потому раскатисто ревела, как вдруг откуда-то из-за яркого конуса света раздался сильный и уверенный голос:

– Я здесь, Келли.

Деларава приложила к лицу руку козырьком и попыталась всматриваться за пределы ослепительного света – в сторону ведущего на правую палубу дверного проема, напротив которого стоял Салливан.

Он бросился прочь от сияющего света к Элизелд и Кути и остановился.

Анжелика Элизелд по-прежнему стояла на своем месте, ее волосы подсвечивались отраженным от панельной стены светом, но теперь между ней и Салливаном, там, где недавно был Кути, стоял дородный пожилой мужчина, а Кути куда-то пропал. Салливан, удивленно глядя на него, думал, откуда он мог взяться и кто он такой.

Салливан открыл рот, чтобы заговорить… и резко присел – за мгновение до того, как воздух сотрясло выстрелом и у него на голове шевельнулись волосы.

Присев, он упал на палубу и потянулся к лодыжкам Элизелд, но она уже опустилась на четвереньки. Стоявший между ними старик прошел вперед, в пятно яркого света, и полы его черного пальто колыхались так, словно он шел по воде.

Из тьмы за светом прогремел голос отца Салливана:

– Подойди ближе, Келли!

– Да пошел ты, Питекан! – визгливо ответила Деларава. – Я только что убила твоего второго драгоценного вонючего ребеночка!

Салливан схватил Элизелд за плечо и затащил ее поглубже в сумрак за пределами конуса света.

– Где Кути? – прошептал Салливан ей в ухо, пока они ползли к стене.

– Это он, – шепнула в ответ Элизелд, махнув рукой в сторону старика в центре палубы. Посмотрев туда, Салливан отметил два факта: широкое, с тяжелым подбородком лицо, которое в резком свете походило на кого-то из черно-белой кинохроники, легко узнавалось по виденным им фотографиям Томаса Альвы Эдисона; тень, отбрасываемая стариком на стену за лестницей, выглядела как силуэт маленького мальчика.

Это был призрак Эдисона, видимый и плотный, и Салливан понимал, что Деларава не станет портить его.

– Дай пистолет, – шепнул он Элизелд.

Они пробрались вперед, к стенке под витринами левого борта. Элизелд села на палубу и вытащила из-за пояса джинсов 45-й калибр и подтолкнула к нему.

Его руки не смогли ухватить пистолет.

– Черт, – прошептал он, тяжело дыша и чуть не рыдая, – должно быть, Гудини был гребаным пацифистом! Наверное, не хотел, чтобы его маска была способна на убийство! Забери. – Ладонями безвольных рук он отпихнул пистолет обратно. – Тебе придется самой. Стреляй в Делараву.

Он поднял взгляд и прищурился в попытке рассмотреть пожилую женщину на другой стороне слепящего света. Вдруг его внимание привлекло движение наверху лестницы, которая находилась справа от него через палубу.

Зазвучали частые щелчки, а свет собрался в узкий луч, который теперь был направлен через линзу проектора.

На стене за лестницей появился широкий сияющий прямоугольник в черно-бело-серой гамме, и в транслируемом изображении Салливан увидел угол дома и толстого мужчину, который раздраженно тряс непослушным садовым шлангом. Теневой силуэт Кути изменился на проецируемое изображение мальчика на темно-серой лужайке, который одной ногой изо всех сил давил на шланг за спиной толстяка. Тот почесал голову и заглянул прямо в отверстие шланга, в этот момент мальчишка убрал ногу, и струя воды ударила толстяку в лицо.

– Плагиат! – заявил призрак Эдисона, который, хоть и выглядел плотным на свету, тени вовсе не отбрасывал. – Это мой фильм «Негодный мальчишка и садовый шланг» 1903 года!

– Люмьеры сняли его раньше, в 1895-м, – заявил призрак отца Салливана из тьмы за ярким светом дуговой угольной лампы слева от Салливана. – К тому же я его усовершенствовал.

В проецируемой киносцене из шланга продолжала бежать вода, но теперь конец шланга был в руках у толстой женщины, а хлещущий из него поток состоял из тысяч крохотных, размахивающих конечностями человечков, которые падали на голову толстухи, размывая ее до самого черепа.

Стоящая на другой стороне палубы шокированная Деларава в ужасе закричала… раздались выстрелы, и свет погас.

– Это что, какая-то симпатическая магия? – верещала Деларава. – Только я выйду отсюда целой и невредимой, Питекан! Все будет так, как того захочу я!

– Пристрели ее уже! – тревожно произнес Салливан, хотя в накрывшей их внезапной темноте Элизелд наверняка видела не лучше его.

– Я не могу, – сдавленным от гнева голосом произнесла Элизелд, – убить ее.

В этот момент Салливан подпрыгнул, оттого что кто-то дернул его за рубашку спереди, по другую сторону от Элизелд. Вертя во все стороны головой, он уловил запах бурбона, так что не сильно удивился, когда голос Сьюки произнес:

– Иди сюда, Пит.

– Иди за мной, – шепнул он Элизелд, ухватил ее за край рукава и потянул за собой, следуя за смутно улавливаемой формой Сьюки, – высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться о кабель, – в узкое место за световым пятном.

Сьюки оказалась достаточно плотной, чтобы толкнуть Салливана на колени, и прошептала ему в ухо:

– Не горячо.

Он пошарил во тьме прямо перед лицом, и пальцы нащупали знакомую форму: деревянную коробку на конце толстого кабеля, открытую с одной стороны и снабженную кожаным клапаном. Это был штепсельный коммутатор старого образца, такие называли «паучьими коробками», потому что паукам почему-то нравилось населять их просторные и темные пустоты. Он был таким же старинным, как и дуговая угольная лампа, и явно не входил в состав современного оборудования Деларавы. В середине восьмидесятых, когда Салливан и Сьюки еще работали у Деларавы осветителями, «паучьи коробки» были запрещены из-за высокого риска, что кто-нибудь засунет в них ногу или руку и получит удар током.

Но Сьюки сказала «Не горячо», поэтому он одной рукой отогнул клапан, легонько стукнул другой и подставил раскрытую ладонь.

Сьюки сунула ему в руку старинный штекер, Салливан перевернул его в вертикальное положение и прочно вставил в разъем коробки. После этого он отпустил клапан и убрал руки.