которое не удовлетворяло ни «фабрику», ни «грубые ремесла», а лишь широко раскрывало двери всевозможным интригам.

Мастером таких интриг был один русский эмигрант, проживавший тогда в Женеве, — Николай Утин. Он участвовал в русских студенческих беспорядках в начале шестидесятых годов и, когда дело приняло опасный оборот, бежал за границу, где жил хорошо, получая изрядную ренту — как говорили, от двенадцати до пятнадцати тысяч франков — от своего отца, откупщика. Благодаря своим деньгам этот пустой болтун занял положение, которого никогда не добился бы по своим умственным способностям. Успехи ему давались, однако, только в области сплетен, где, как выразился однажды Энгельс, «люди занятые никогда не угонятся за теми, у кого есть время болтать целый день». Утин сунулся сначала к Бакунину, но встретил решительный отпор, и отъезд Бакунина из Женевы дал ему удобный случай преследовать путем сплетен этого ненавистного ему человека. Для этой благородной цели он потрудился не без успеха и вслед за тем бросился к ногам царя, смиренно прося о помиловании. Царь, с своей стороны, не оказался непримиримым, и во время Русско-турецкой войны 1877 г. Утин сделался царским военным поставщиком, благодаря чему скопил еще большее, хотя, наверное, не более чистое богатство, чем то, которое ему дала водочная торговля его отца.

Утину было тем легче достигать своих целей с такими людьми, как Робэн и Перрон, что они, при всей своей честности, были невероятно неумелыми людьми. В довершение всего они затеяли ссору с генеральным советом Интернационала и по таким вопросам, которые менее всего могли интересовать рабочих Французской Швейцарии. «Эгалитэ» ополчилась против того, что генеральный совет уделяет слишком много внимания ирландскому вопросу, что он не учреждает федерального совета в Англии, что он не решает спора между Либкнехтом и Швейцером и т. п. Бакунин был тут ни при чем, и если казалось, что он одобряет эти нападки или даже подстрекает к ним, то лишь потому, что Робэн и Перрон принадлежали к числу его приверженцев, и газетка Джеймса Гильома выступала с такими же нападками.

В частном циркуляре, помеченном 1 января 1870 г. и который был послан кроме Женевы еще только федеральным советам французского языка, генеральный совет опровергнул все нападки Робэна. Очень резкий по форме, циркуляр этот держался строго в пределах существа дела. Любопытны и по настоящее время те основания, по которым генеральный совет отказывался учредить федеральный совет в Англии. Он указывал, что хотя инициатива революционного движения, вероятно, выйдет из Франции, но что одна только Англия сможет послужить рычагом для серьезной экономической революции. Это единственная страна, где уже нет крестьян и все землевладение сосредоточено в немногих руках. Это единственная страна, где капиталистическая форма охватила почти все производство, где широкие массы населения состоят из наемных рабочих. Это единственная страна, где классовая борьба и организация рабочего класса, благодаря усилиям тред-юнионов, достигли известной степени объединенности и зрелости. Наконец, благодаря господству Англии на мировом рынке всякая революция ее экономических отношений должна непосредственно отразиться на всем мире.

Но если, таким образом, у англичан имеются все необходимые материальные предпосылки социальной революции, то, с другой стороны, им недостает духа обобщения и революционной страсти. Задача генерального совета заключается в том, чтобы влить в них этот дух и эту страсть, и это ему удается, как видно по жалобам самых влиятельных буржуазных лондонских газет на то, что генеральный совет отравляет национальный дух рабочего класса и толкает его к революционному социализму. Английский федеральный совет, занимая срединное положение, между генеральным советом Интернационала и генеральным советом тред-юнионов, не пользовался бы никаким влиянием; с другой стороны, генеральный совет лишился бы своего влияния на этот великий рычаг пролетарской революции. Он считал глупым передать этот рычаг исключительно в английские руки и сменить серьезную и тихую работу рыночной шумихой.

Но раньше, чем этот циркуляр дошел по назначению, разразилась катастрофа в самой Женеве. В редакционном комитете «Эгалитэ» семь членов были сторонниками Бакунина и только двое его противниками; из-за одного совершенно незначительного, политически безразличного инцидента большинство поставило вопрос о доверии, и тогда обнаружилось, что Робэн и Перрон со своей неустойчивой политикой сидят между двух стульев. Меньшинство нашло поддержку в федеральном совете, и семь членов большинства вышли из редакции; среди них оказался и старый Беккер, который, пока Бакунин жил в Женеве, поддерживал с ним дружеские отношения, но сильно критиковал поведение Робэна и Перрона. Заведование газетой «Эгалитэ» перешло затем в руки Утина.

Конфиденциальное сообщение

Тем временем Боркгейм продолжал свою кампанию против Бакунина.

18 февраля он жаловался Марксу, что «Будущность», газета, издаваемая Иоганном Якоби, отказалась поместить его, как писал Маркс Энгельсу, «чудовищное письмо о русских делах, невыразимую чепуху, перескакивающую с пятого на десятое». Вместе с тем Боркгейм, ссылаясь на Каткова, который в молодости был единомышленником Бакунина, но затем перешел в реакционный лагерь, высказывал подозрения относительно Бакунина «в денежном отношении». Этому, однако, не придавали значения ни Маркс, ни Энгельс; последний с философским равнодушием заметил: «Брать деньги взаймы без отдачи — обычный способ существования русских, и русским не следует попрекать этим друг друга». В непосредственной связи с своими сообщениями о нападках Боркгейма Маркс писал, что генеральный совет должен решить, следовало ли исключить в Лионе из Интернационала некоего Ришара, который позднее действительно оказался предателем; он прибавил к этому, что не может поставить в упрек Ришару ничего, кроме его рабской привязанности к Бакунину и связанных с этим чрезмерных мудрствований. «По-видимому, наш последний циркуляр произвел большую сенсацию, и в Швейцарии и Франции началась травля Бакунина. Но не следует заходить в этом слишком далеко, и уж я позабочусь о том, чтобы никого напрасно не преследовали».

В резком противоречии с этими добрыми намерениями стояло то конфиденциальное сообщение, которое Маркс несколько недель спустя направил 28 марта через посредство Кугельмана брауншвейгскому комитету эйзенахцев. Сообщение это содержало в себе главным образом циркуляр генерального совета от 1 января, предназначенный только для Женевы и для федеральных советов французского языка, уже достигший своей практической цели и даже сверх того вызвавший травлю бакунинцев, которую осуждал Маркс. Нельзя понять, для чего Марксу понадобилось отправить в Германию этот циркуляр, несмотря на нежелательные последствия, вызванные им в Женеве; в Германии даже не было последователей Бакунина.

И еще менее понятным было то, что Маркс снабдил циркуляр в своем конфиденциальном сообщении предисловием и заключением, которые могли гораздо скорее, чем сам циркуляр, вызвать «травлю» Бакунина. Предисловие начиналось с горьких упреков по адресу Бакунина в том, что он сначала пытался